Война 2020. Первая космическая

— Так что тебя беспокоит, Рон? Насколько я знаю, стартовали мы совсем неплохо.

— Русские, Док. Я читал чертову тучу бумаг. Анализов, сводок, справок. В том числе — и твоей группы. Я бывал в Москве. Не раз. Но лично знаком с этими русскими — да и с итальянцем — только ты. Еще Пол, конечно, но…

— Понимаю. Мне жаль, что Пол… отошел от проблемы. С кого начнем?

— Пожалуй, с итальянца. Кто он и что он?

— Мистер Тоцци… Как тебе сказать… Он специалист. Просто отличный специалист, который срочно понадобился русским. Он работает в программе как разработчик установки с самого начала, знает свой прибор до последнего винтика. И он, к счастью для русских, проходит по здоровью. Они даже оплатили половину его билета до Луны — а это кругленькая сумма, знаешь ли… Я видел его перед стартом. Он выглядел несколько… шокированным. — Док переменил позу, «открываясь» еще больше. Все, что он говорил, было многократно и подробно изложено в предварительных докладах. Но если Рону надо услышать это еще раз, лично, — он, разумеется, подыграет. Уверенность им необходима. Всем.

— В каком смысле шокированным? Он боялся?

— Совсем немного. В пределах обычного. Некоторые наши парни боятся перед полетом гораздо больше. Скорее — все случилось слишком быстро для него. Фактически он прошел всего лишь подготовку космического туриста. Пожалуй, именно им он себя и ощущает.

— Это мы учитывали. Док, меня больше интересует, что он за человек.

— Мальчик. Мальчик в тридцать три года. Знаешь, он на полгода старше миссис Шибановой — она самая молодая в русской группе астронавтов, — но он смотрит на нее, как школьник на учительницу. Пусть молодую и симпатичную — но учительницу.

— А на Третьякова?

— Как на директора школы. Военной школы, замечу.

— То есть — он боится не полета, а Третьякова?

— Опасается. Неосознанно. У него, судя по записям и по моим личным впечатлениям, отличные деловые отношения с русскими. Особенно с его коллегами-учеными из московского института. Но вот что касается командира… Тут есть определенные сложности. У Третьякова своеобразное чувство юмора. Типично армейское. Это есть в его профиле. Замечу, что, по неподтвержденным сведениям, мой русский коллега — доктор Абрамов — выражал некоторую… обеспокоенность подбором экипажа.

— Странно. И его мнение проигнорировали?

— Русские, точнее, русское руководство действовало в условиях цейтнота. Европейцы платят весьма неохотно, и в случае срыва графика по кислороду был риск выхода Италии из программы. Тем более что их министр науки…

— Я знаю позицию мистера Кальдеролли.

— Да. Так вот, русским было просто необходимо запустить «Верону» до конференции в ЕКА. А доктор Тоцци — лучший специалист по установке из тех, кого они могли подготовить достаточно быстро.

— Но если доктор Тоцци так важен для них — почему они не подобрали ему более подходящего компаньона?

— У них проблемы не только с кислородом. Они опаздывают и с реактором.

— Я знаю. Приготовленный для Луны «Топаз» они применили на военном спутнике — Луне пришлось подождать.

— Именно. Так что реактор им тоже нужно посадить во что бы то ни стало. А подполковник Третьяков, насколько я знаю, — их лучший специалист по дистанционной посадке.

— Понятно. Знакомая ошибка. Два отличных специалиста, каждый в своем деле…

— … С неполной психологической совместимостью. Подполковник Третьяков — типичный русский военный. Со всей спецификой этой касты. С другим русским или, скажем, с европейцем или американцем, но тоже с военным, они сошлись бы лучше. А вот его профиль и профиль доктора Тоцци, по нашим расчетам, сочетаются не очень хорошо. Так что, полагаю, мистер Тоцци будет вести себя точно в соответствии с нашими — моим и моего итальянского коллеги — прогнозами. Иначе операцию не стоило и затевать.

— Это точно. Значит, итальянец мистера Третьякова опасается… А стоит ли опасаться мистера Третьякова нам? — Рон встал, прошелся по кабинету. Док попытался снять напряжение, добавив в голос еще больше спокойствия. И начал ответ, разумеется, с успокаивающего — в данном случае успокаивающего — «Не стоит».

— Не стоит. Конечно, если мы будем вести себя правильно. Понимаешь… Ты видел цифры, реакции, диаграммы. Но главный факт — то, что он вертолетчик.

— Мой отец тоже летал на «Хьюи»[23]. Во Вьетнаме. И я бы не сказал, что он неопасный человек. До сих пор, кстати, хотя ему хорошо за семьдесят.

— Тут есть существенный нюанс. Твой отец был «жокеем», пилотом боевой машины, а мистер Третьяков управлял чем-то вроде «Веселого Зеленого Гиганта»[24]. Спасательного вертолета. Понимаешь разницу?

— Не вполне.

— Его основная работа во всех русских войнах, в которых он участвовал — а это три войны за пятнадцать лет, — привезти своих ребят к черту в зубы и, главное, отвезти их назад. Из этих самых зубов. Живыми. Мы выяснили, за что русские наградили его в две тысячи восьмом.

— Хм. Этого я не читал.