Война и люди

Из-под белой повязки глянули на меня серые, со знакомой озорнинкой глаза. И тут же всплыло в памяти: танковая атака на батальон Ходырева, черные остовы сожженных машин врага, засыпанный землей окоп и человек, медленно встающий из него, как из могилы. Сержант Никитин. Боевой комсомольский вожак. Тот самый, которого, по его словам, пули стороной облетают.

— Это как же ты сюда попал?

Никитин хитровато сощурился.

— Товарищ полковник, пуля же, она — дура. Я ей визитную карточку: «Так, мол, и так, сержант Никитин Николай, молодой, пежепатый». А она клац по черепку — будь здоров. Без понятия пуля.

Я посмотрел на улыбающегося Шапошникова.

— Может быть, выпишем?

Борис Васильевич покачал головой. Улыбка пропала.

— Рано.

— Ничего не поделаешь, — развел я руками. — Слово врача — закон.

— Все равно сбегу, — серьезно сказал Никитин.

— Брюки отберу — не сбежишь, — усмехнулся Шапошников.

...Ночью проходила перегруппировка частей корпуса. Утром следующего дня мы пошли в паступление. Оборону врага приходилось буквально прогрызать, каждую пядь земли брали с боем. Проскуров (ранее там располагался штаб немецкой группы армий «Юг») —крупный железнодорожный узел, и противник принял все меры, чтобы удержать его.

В штабе корпуса, как говорят, «дым стоял коромыслом»: непрерывно звонили телефоны, сновали посыльные, штабные офицеры, с воспаленными от бессонных ночей глазами, выкрикивали в телефонные трубки срочпыо указания. И над всем этим кажущимся хаосом царил Бондарев. В решительные минуты он буквально преображался.

Нельзя было не восхищаться его четкими, умными приказами, быстрой реакцией на изменение обстановки. В самые критические моменты Бондарев не терял хладнокровия, не утрачивал чувства юмора. Вот и сейчас, едва я пошел в штаб, он, прикуривая от полусгоревшей папиросы, вдруг спросил:

— Никита Степанович, ты обедал?

— Нет еще.

— И не будешь обедать. Подтяни пока ремешок. К Стенину поедем, в шестьдесят восьмую. Что-то у них не клеится.

Через некоторое время с НГ1 68-й гвардейской стрелковой дивизии мы уже изучали в бинокли немецкие позиции, расположенные вдоль железной дороги. За ними лежал Проскуров. Город хорошо просматривался. Его улицы были забиты машинами, артиллерией.

— Один хороший удар — и город наш, — сказал Бондарев, отрываясь от бинокля.

— А чем бить-то? — недовольно спросил генерал-майор В. Ф. Стенин.

Мне был понятен этот вопрос командира дивизии. Дважды его бойцы штурмовали позиции врага, и оба раза атака захлебывалась. Не хватало людей, артиллерии и других средств усиления.

Командир корпуса нахмурился.

— А вы не нервничайте, генерал, — сказал он, делая ударение на каждом слове. — Сил мало — хитростью возьмем.

Бондарев отлично знал природу боя, повадки противника. Это почти всегда помогало ему принимать верные решения, Не ошибся он и на этот раз, решив попытаться прорвать немецкие позиции ночью, внезапной атакой во фланг.

На правом фланге, там, где железнодорожная насыпь круто поворачивала влево, был небольшой, но густой лесок. К нему примыкала глубокая серповидная балка. Туда, как только стемнело, по указанию Бондарева был переброшен один полк. А батальон Героя Советского Союза Ильи Андрейко скрытно зашел еще глубже, чуть ли не в самый тыл противника.

Все действия дивизии были согласованы с соседями.

В час ночи над насыпью вспыхнули осветительные ракеты, темноту прошили светляки трассирующих пуль. Грянуло мощное «ура» — батальон Андрейко пошел в атаку.

Бой длился недолго. Вскоре вспышки выстрелов переместились па окраинные улицы Проскурова.

— Зацепились, — облегченно вздохнул Бондарев. — Теперь дело пойдет веселей. Поедем домой, пусть Стенин сам хозяйничает, — лукаво подмигнул он мне.

С утра действительно дело пошло веселее.

Прибыл офицер связи от Стенина.

— Генерал просит «огонька». Просит самую малость. Немцы на волоске держатся.

— Будет огонек! — уверенно сказал Бондарев.

Я поехал к гвардейским минометчикам. Их накануне придали нам. Реактивные установки заняли позиции в лощине, за высотой, покрытой мелким кустарником. С этой высоты Проскуров был виден как на ладони. Командир — моложавый, подтянутый офицер — посетовал:

— Снарядов в обрез. Полтора-два залпа. Больше не натянем.

— Куда привязались? (Я имел в виду место залпа, эллипс рассеивания.)

— А вот к тому муравейнику. — Он указал на юго-западную окраину Проскурова.

Я поднес к глазам бинокль. Скопление техники, масса солдат, и все это в каком-то беспорядочном движении. Точно, вроде муравейника. А по шоссе из Проскурова, на запад, вытянулась длинная колонна.

— Действуйте.

Со свистом рванулись к небу снаряды-ракеты «катюши». И пошло перекатываться эхо. Всю окраину затянуло клубящейся пылью, дымом. Где что — не разберешь...