Война и мир Михаила Тухачевского

«Неумелые, жестокие приемы губЧК… нетактичные меры по отношению к колеблющемуся крестьянству всколыхнули массу и дали противоположные отрицательные результаты… Продовольственная кампания Тамбовской губернии, проводимая как в 1919 г., так и в текущем 1920 г., не носила нормального характера… тяжелое продовольственное положение Республики заставляло агентов продорганов не церемонится с целесообразностью методов по выкачке хлеба»5, — констатировали ее члены.

В докладе НКВД в ноябре 1918 года главными причинами крестьянских выступлений были названы:

«недовольство мобилизацией в Красную Армию; хлебная монополия, реквизиция скота; проведение декрета об отделении церкви от государства; взимание с крестьян чрезвычайного налога; белогвардейская агитация; антисемитская пропаганда»6.

Квалифицировав крестьянские выступления как контрреволюционные («кулацкие элементы… составляли из себя главную и самую серьезную опору контрреволюционного движения в России»7), В. И. Ленин дал право беспощадно их подавлять.

В 1920 году население Советской России составляло 131,5 млн человек, из них 110,8 млн проживало в деревне 8. Поэтому крестьянская война закономерно вызывала тревогу большевистского руководства.

Н. Подвойский, М. Кедров и К. Мехоношин писали в ЦК РКП(б) 13 февраля 1921 года о том, что «нынешние крестьянские восстания отличаются от прежних тем, что они имеют программу, организованность и план»9, а потому особо опасны. Предлагалось прекратить демобилизацию из армии коммунистов и политработников.

С восставшими по–прежнему не церемонились. Чтобы убедиться в этом, достаточно прочесть фрагмент из приказа командующего войсками Тамбовской губернии С. Н. Шикунова, изданного в начале сентября 1920 года:

«Наша задача — окончательное уничтожение банд противника, конфискация всего скота и имущества у крестьян, замешанных в пособничестве бандам… Отряду, действующему против с. Коптева, энергичным наступлением через Кензарь овладеть с. Коптево, конфисковать весь скот, отобрать инвентарь, хлебные припасы и вообще продовольствие… зажечь с. Коптево с четырех сторон, самим же отойти в Кензарь… Уничтожить банду в Новосильске, конфисковать скот, хлеб и все продовольствие. Хлеб и все продовольствие отправить на подводах в Тамбов»10.

На смену проддиктатуре, проводившейся с июля 1918 года, пришла продразверстка, согласно которой производящие регионы должны были сдавать 100% хлебных излишков.

При этом понятие «излишки» толковалось властями столь вольно, что, по сути, превратилось в тотальную конфискацию хлеба. Лица, не сдавшие излишки, подлежали суду с последующим тюремным заключением. Анкеты на лиц, заключенных в концентрационный лагерь за невыполнение разверстки в начале 1920 года в одной из Тамбовских губерний, свидетельствуют:

«24 человека из 32 были мужчины в возрасте от 20 до 50 лет, они подверглись тюремному заключению… Половина семей осужденных осталась без кормильца, с детьми — от 2 до 8 человек »11.

«Тамбовщина — это старо–эсэровское предприятие. Тамбовская губерния — это старинное гнездо эсэровских организаций.

Крестьянское повстанчество, как и всюду происшедшее от недовольства крестьян советской продовольственной политикой, началось сорганизовываться эсэрами в государственный организм еще с осени 1920 г. и даже еще раньше»12, — позиция Тухачевского совпадала с официальной, правительственной точкой зрения, предназначенной для непосвященных в истинное положение вещей как внутри страны, так и за рубежом.

Рост численности повстанческих отрядов на Тамбовщине казался фантастическим: от первых формирований, насчитывавших 60—80 человек, к концу августа 1920 года их было уже 600 человек. Когда 24 августа руководство восстанием принял А. С. Антонов, количество восставших увеличилось многократно.

А к сентябрю в губернии было около 15 тысяч вооруженных винтовками, копьями и вилами крестьян.

Фигура А. С. Антонова мифологизировалась как в советское время, когда он изображался бандитом–контрреволюционером, так и в постсоветское, когда его начали представлять «крестьянским Робин Гудом». На самом деле выходец из мещанской семьи, окончивший три класса уездного училища, семнадцатилетним юношей вступил в группу «независимых социал–революционеров». Несколько лет спустя он был сослан на каторжные работы за нанесение ранений должностному лицу. Несколько попыток сбежать на волю закончились заключением в Шлиссельбургскую крепость. Амнистирован в феврале 1917–го, год спустя возглавил первые антисоветские отряды в Тамбовской губернии, некоторое время, руководя при этом советской милицией одного из уездов. Служба в милиции давала Антонову возможность конфисковывать оружие и переправлять его в крестьянские партизанские отряды.

«Независимый», то есть не состоявший официально в партии, «сочувствующий» эсер Антонов отлично понимал, что без армии повстанческое движение не жизнеспособно, и занялся ее строительством. И достиг несомненных успехов.