Война и мир. Том 2

Дом Карагиных был в эту зиму в Москве самым приятным и гостеприимным домом. Кроме званых вечеров и обедов, каждый день у Карагиных собиралось большое общество, в особенности мужчин, ужинающих в 12-м часу ночи и засиживающихся до 3-го часу. Не было бала, гулянья, театра, который бы пропускала Жюли. Туалеты ее были всегда самые модные. Но, несмотря на это, Жюли казалась разочарована во всем, говорила всякому, что она не верит ни в дружбу, ни в любовь, ни в какие радости жизни, и ожидает успокоения только там. Она усвоила себе тон девушки, понесшей великое разочарованье, девушки, как будто потерявшей любимого человека или жестоко обманутой им. Хотя ничего подобного с ней не случилось, на нее смотрели, как на такую, и сама она даже верила, что она много пострадала в жизни. Эта меланхолия, не мешавшая ей веселиться, не мешала бывавшим у нее молодым людям приятно проводить время. Каждый гость, приезжая к ним, отдавал свой долг меланхолическому настроению хозяйки и потом занимался и светскими разговорами, и танцами, и умственными играми, и турнирами буриме, которые были в моде у Карагиных. Только некоторые молодые люди, в числе которых был и Борис, более углублялись в меланхолическое настроение Жюли, и с этими молодыми людьми она имела более продолжительные и уединенные разговоры о тщете всего мирского, и им открывала свои альбомы, исписанные грустными изображениями, изречениями и стихами.

Жюли была особенно ласкова к Борису: жалела о его раннем разочаровании в жизни, предлагала ему те утешения дружбы, которые она могла предложить, сама так много пострадав в жизни, и открыла ему свой альбом. Борис нарисовал ей в альбом два дерева и написал: Arbres rustiques, vos sombres rameaux secouent sur moi les t'en`ebres et la m'elancolie. [Сельские деревья, ваши темные сучья стряхивают на меня мрак и меланхолию.]

В другом месте он нарисовал гробницу и написал:

«La mort est secourable et la mort est tranquille«Ah! contre les douleurs il n'y a pas d'autre asile».

[Смерть спасительна и смерть спокойна;О! против страданий нет другого убежища.]

Жюли сказала, что это прелестно.

— II y a quelque chose de si ravissant dans le sourire de la m'elancolie, [Есть что-то бесконечно обворожительное в улыбке меланхолии,] — сказала она Борису слово в слово выписанное это место из книги.

— C'est un rayon de lumi`ere dans l'ombre, une nuance entre la douleur et le d'esespoir, qui montre la consolation possible. [Это луч света в тени, оттенок между печалью и отчаянием, который указывает на возможность утешения.] — На это Борис написал ей стихи:

«Aliment de poison d'une ^ame trop sensible,«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,«Tendre m'elancolie, ah, viens me consoler,«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite«Et m^ele une douceur secr`ete

«A ces pleurs, que je sens couler».[Ядовитая пища слишком чувствительной души,Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,Приди, утиши муки моего мрачного уединения

И присоедини тайную сладостьК этим слезам, которых я чувствую течение.]

Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.

Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.

— Toujours charmante et m'elancolique, cette ch`ere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] — говорила она дочери. — Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, — говорила она матери.

— Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, — говорила она сыну, — не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! — Она замолкала на минуту. — И как мне жалко ее maman, — продолжала она, — нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!