Война и причиндалы дона Эммануэля

На горных вершинах уже красовались снежные шапки, а на огромной высоте, расправив громадные крылья, в восходящих потоках кружили кондоры, надеясь отыскать внизу падаль. С высоты доносилась музыка – пастух играл на кене тоскливую, берущую за душу мелодию инков. Кены делали из больших, полых костей кондоров, а играя «явари», направляли кену в олью – глиняный горшок, и ноты дрожали душевной болью, неясным стремлением и безграничной тоской.

Раймунду, маленькую дочку Долорес, ужалил скорпион, в горах они повсюду; нога мгновенно распухла, и девочка, подвывая, плакала от боли и неожиданности. Долорес велела ей подержать ногу в ледяном ручье, а потом Серхио посадил ее на закорки, и девочка, еще в слезах, обхватила его за шею, чувствуя, как дергает и горит огнем нога, точно в ней взрывается солнце.

Караван миновал заброшенные рудники, где золото, серебро, свинец и ртуть добывались задолго до конкистадоров с их ненасытными душами, сотворенными из битого стекла и дробленого кремня, этих захватчиков, что поработили рудокопов, выведав их секреты и заплатив за них смертью. Если знать, что искать, здесь по сей день можно найти чудесные горшки инков; обычно их клали покойникам, и потому называются они «гуако»[61] – из двух половинок, старательно украшенных замысловатой, причудливой, искусной лепкой. Их делали в форме животных, например, уток, и они звучали: когда переливаешь воду из одного горшка в другой, они кричат, как звери, которых изображают; два горшка-утки вопят, как повздорившие селезни, и настоящие утки волнуются и тоже крякают. Секрет изготовления этих причудливых, великолепных горшков утрачен, сейчас их находят только в захоронениях – или одни черепки среди руин таинственной цивилизации.

А по берегам рек еше можно отыскать давно выброшенные «поронго» – противни для золотого песка, в которых скорченные добытчики без устали просеивали речной осадок, пока на дне не оставались только блестящие крупинки золота. На утесах, где были рудные жилы, еще видны узкие входы в шахты или гигантские вертикальные шрамы на горах, где выдирали породу. Возможно, отыщутся и обломки великих «кимбалетов» – огромных гранитных динозавров, машин для добычи руды: водой и ртутью раскачивали камень и дробили им гору. Повсюду громоздится брошенная руда, ожидающая алчных рук какого-нибудь нового конкистадора.

В ручьях найдешь стоки и канальцы, прорытые изобретательными золотоискателями, которые умели, используя силу потока, отделить чешуйки золота от осадка, и где-нибудь поблизости могут оказаться обломки глиняной печи для переплавки – она разжигалась без мехов, поскольку ее форма сама улавливала ветер.

Но давно уже исчезли искатели приключений, и богачам не нужен труд – они делают деньги игрой на бирже. Давно никто не слышит требовательного вопроса на кечуа: «Ори канча?»[62]

– да никто и не отваживается проверить, насколько недоверчивы и подозрительны индейцы, или подвергнуться роковому нападению разбойников, паразитирующих на тружениках и исподтишка убивающих друг друга за добычу. Никто не приезжает сюда верхом на муле и с киркой в руках, чтобы застолбить участок, работать, не щадя сил, и либо умереть от изнеможения, либо вернуться домой богачом. Сегодня люди оскверняют древние могилы и на ночь кладут под подушку травы, чтобы увидеть во сне, где зарыто золото, но нет больше одержимых искателей приключений, чью жадность скрашивали упорный труд и отвага.

Вечером, когда переселенцы устроились на ночлег, Аурелио показал, как ловить пресноводных креветок: воткнуть в дно речки колья и переплести их ивовыми прутьями; в середине оставить дыру и приладить к ней корзинку: она пропустит воду, а на дне ее останутся рачки, которых следует терпеливо вылущить, а затем жадно съесть.

Животных стреножили и покормили травой, которую они тащили на себе, а люди развели костерки и приготовили ужин, жалея, что нет палаток и пончо. Одни развлекались, нагретым ножом выжигая узоры на тыквенных фляжках, другие рассказывали истории и пели. На многих потом и дрожью накатывала горная лихорадка, болезнь неизбежная и непостижимая; она сваливает человека, и тому кажется, он вот-вот умрет; проходит час, он чувствует себя, как никогда в жизни, бодро шагает, а затем его снова скручивает невероятная слабость.

В свете костров и заходящего солнца снежные вершины сверкали малиновым и алым, небеса на мгновенье стали бирюзовыми, потом потемнели. Кошки, неисправимые полуночники, отправились на охоту и, когда звезды заискрились алмазами на иссиня-черной подушке ночи, вернулись с добычей – принесли путникам морских свинок, уток, вискачи и диких козочек.

– Наши кошки – это что-то! – говорили люди, уплетая угощение и обнимая своих любимцев и поглаживая их мягкие ушки и пушистые мордочки. К утру кошки станут размером с пум, а ночью они улеглись вперемежку с людьми, все сбились в кучу, чтобы теплее было, и над долиной разнеслось негромкое эхо сонного свистящего мурлыканья.

37. Возмездие: генерал Фуэрте ведет за собой эскадрон смерти