Война и революция в России. Мемуары командующего Западным фронтом. 1914-1917

Среди приглашенных братом на обед были председатель Военно-промышленного комитета Гучков и Шингарев, ставший через некоторое время министром земледелия Временного правительства и позднее убитый большевиками в Петропавловской крепости после ареста. Присутствовал также Маклаков, последний посол, направленный во Францию Временным правительством.

Приглашены были и представители других партий, и среди них – князь Лобанов, известный в Лондоне и Париже как член делегации русских законодательных учреждений, которая в 1915 году посетила столицы государств Согласия. Был также член Думы Шульгин – единственный из выступавших в августе 1917 года на московском Государственном совещании, у кого хватило мужества засвидетельствовать с трибуны, что он всегда был и остается монархистом.

Не возникало сомнений, что столичное общество встревожено и недовольно деятельностью правительства внутри страны. Эти недостатки, в свою очередь, отрицательно сказывались на поставках для армии и создавали угрозу возникновения перебоев в снабжении войск и населения. Особые опасения вызывала работа железных дорог, которая сильно осложнялась трудностями ремонта и постоянными поломками подвижного состава. Существовала опасность, что в случае, если положение в этом вопросе не будет исправлено, то железные дороги окажутся не в состоянии удовлетворять даже минимальные потребности страны и армии. Многие предсказывали после окончания войны неизбежную революцию при условии, что не будет проведено перемен в государственном управлении. Нет, однако, никакого сомнения – никто даже в то время не мог и помыслить, что революция произойдет так, как это случилось в действительности. Боялись, что после демобилизации армии начнутся беспорядки в основных сельскохозяйственных районах. То же произойдет и в городах, когда после возвращения с войны рабочих в промышленных центрах будет нарушено равновесие между спросом и предложением рабочей силы. Очень вероятно, что никому из людей, с которыми мне случалось обсуждать эту тему, ничего не было известно ни о положении дел в промышленных центрах, ни о том, какого рода пропаганда ведется среди рабочих. Я и сам пребывал на этот счет в неизвестности, однако можно предположить, что положение было отнюдь не спокойное, поскольку, как стало известно после революции, в это самое время петроградская полиция по приказу Протопопова обучалась стрельбе из пулеметов. Совершенно ясно, что правительство не могло рассчитывать на надежность петроградского гарнизона, хотя его численность была тогда необычно высока и достигала 160 тысяч человек. В мирное время столичный гарнизон никогда не доходил даже до 40 тысяч. Однажды император, как видно – по просьбе Протопопова, распорядился направить на отдых в Петроград две конные дивизии, включая одну гвардейскую из Особой армии. Справившись у командующего войсками округа генерала Хабалова[172]

, я выяснил, что в городе нет места для расквартирования даже одного кавалерийского полка, не говоря уже о двух дивизиях.

Тогда император ограничился присылкой с побережья Черного моря Гвардейского флотского экипажа, который был расквартирован по деревням в окрестностях Царского Села.

Император лично повелел военному министру разработать план изъятия территории Петрограда и его предместий из ведения главнокомандующего Северным фронтом генерала Рузского с передачей ее в управление нового командующего войсками Петроградского военного округа, который непосредственно подчинялся военному министру. Мне неизвестно, кому принадлежала инициатива в этом начинании. С военной точки зрения в нем не было ничего ущербного; напротив, оно даже облегчало работу генерала Рузского, сокращая подконтрольную ему зону. Следовательно, с моей стороны возражений против этой перемены быть не могло, тем более что интересы тыла Северного фронта соблюдались бы в согласии с требованиями генерала Рузского.

Глава 25 РЕВОЛЮЦИЯ. ОТРЕЧЕНИЕ ИМПЕРАТОРА

Накануне своего отъезда я в последний раз побывал с докладом у императора, выяснив во время этого посещения, когда он намерен возвратиться в Ставку. Я проинформировал государя о телеграмме, полученной мной от генерала Алексеева, в которой сообщалось о его намерении прибыть в Могилев примерно 5 марта. Царь не имел сведений о течении болезни Алексеева и выразил удивление, усомнившись в том, что генерал достаточно оправился, чтобы вновь вернуться к напряженным занятиям, однажды уже подорвавшим его здоровье. Я мог успокоить его величество, так как некоторое время назад получил подробный доклад о состоянии здоровья генерала Алексеева.