Война. Мифы СССР. 1939–1945

Время их подвига различаются буквально на минуты: Кокорев был первым, тараном сбив самолет противника 22 июня 1941 года приблизительно в 4 часа 15 минут, а Иванов — в 4 часа 25 минут.

Первый в истории Великой Отечественной войны таран наземной цели совершил советский летчик П. С. Чиркин — и тоже в первые часы войны — 22 июня 1941 года.

Стоп, стоп… Вот типичнейшее явление, возникающее при любом «разоблачении» героев войны: как только начинают их «разоблачать», тут же оказывается — у «официальных» героев есть предшественники! Много предшественников, и еще больше — последователей.

В СССР часто говорили о летчиках, «повторивших подвиг Гастелло». Их на самом деле — были сотни. Генерал-майор авиации А. Д. Зайцев в своей книге «Оружие сильных духом» оценивает количество воздушных таранов в более чем 620[141].

Не все тараны были самоубийственными, очень часто наш летчик спасался, катапультируясь, иногда — даже умудрялся спасти свой самолет.

При этом вражеский экипаж и его самолет никогда после тарана не выживали, да и от колонны танков, бронетехники, мостов, кораблей — куда только ни направляли свои самолеты наши герои — мало что оставалось.

Гастелло — наш камикадзе? Нет. Камикадзе — человек, который изначально, в одиночку, в самурайском духе готовится к смерти. Его таран — практически религиозный поступок, к которому он идет всю жизнь.

В случае с Гастелло все по-другому. Прежде всего, члены экипажа его бомбардировщика — люди неверующие, они не верят ни в перерождение, реинкарнацию, ни в вечную жизнь. Это сознательный гражданский поступок. Эти люди готовились не к смерти, а к долгой счастливой жизни вместе с детьми и внуками. А главное, решение принимает не один человек — это коллективное решение — о самопожертвовании. Подобные вещи тысячекратно сильнее, чем поступок любого камикадзе.

Пропаганда военной поры выделяла кого-то одного, чаще всего — случайно. Стремительно «лепилась» нужная биография, придумывались назидательные детали. Создавалась легенда, нужная пропагандистской машине, и часто сам герой рисковал не узнать самого себя в этом образе.

По законам жанра герой всегда один, потому что запоминается один человек. Летчик Гастелло. Летчик Талалихин. Летчик Маресьев. Красноармеец Матросов. Комсомолка Космодемьянская. Пионер-герой Леня Голиков.

Одни лица возвеличивались, другие могли практически игнорироваться. Забыли даже тех, кто сидел в одном самолете с Гастелло. Но давайте отметим главное: героев было много, много больше, чем мы можем себе даже представить.

Гастелло сто раз заслужил свою посмертную славу. Но рядом с ним стоит несколько авиаполков его предшественников и последователей, абсолютных, стопроцентных героев[142]. Настоящих, истинных — «сверхчеловеков».

Таня

Не так давно в прессе решили помусолить «правду» о Зое Космодемьянской. Мол, поджигала она крестьянские избы, да и ее сдали сами крестьяне. Мол, отец ее — был «враг народа», и дочь пошла на задание только ради его реабилитации. Некоторые журналисты, потирая потные ладошки, дошли чуть не до живописания сексуальных игр роты эсэсовцев с русской девочкой.

Противно все это, но все же — придется рассказать, что было на самом деле.

Действительно, Зоя Космодемьянская был внучкой убитого большевиками священника. Осенью 1941 года она в числе тысяч и тысяч московских комсомольцев добровольно ушла на фронт. После окончания диверсионной школы стала бойцом разведывательно-диверсионной «партизанской части 9903 штаба Западного фронта»[143]. Было ей 18 лет.

Поджигала ли она крестьянские избы? Да. Только те избы, где не было никаких крестьян, а в которых — останавливались оккупанты. Это было жестоко? Да. Война — вообще жестокое дело, а уж тем более — тотальная война на уничтожение.

Группе, в которую входила Зоя Космодемьянская, дали задание: в течение 5–7 дней сжечь 10 населенных пунктов, в их числе деревню Петрищево Рузского (тогда — Верейского) района Московской области. Группа понесла тяжелые потери. Из 10 вышедших на задание только трое дошли до цели — и подожгли несколько домов в Петрищево. Нацисты успели выскочить, но 20 немецких лошадей погибли.

После этого один из диверсантов-поджигателей решил, что дело сделано, и благополучно вернулся к своим. Другой был схвачен немцами. Зоя, пересидев день в лесу, на следующую ночь вновь пошла в село. Именно этот поступок отважной партизанки лежит в основе позднейшей «мифоразоблачительной» версии, будто бы «она самовольно, без разрешения командира направилась в деревню Петрищево». Пошла она в лютый мороз — не «самовольно», а для того, чтобы до конца выполнить данный ее группе приказ — «сжечь населенный пункт Петрищево»[144].