Война миров (The War of the Worlds)

Now we see further.	Теперь мы стали более дальнозорки.
If the Martians can reach Venus, there is no reason to suppose that the thing is impossible for men, and when the slow cooling of the sun makes this earth uninhabitable, as at last it must do, it may be that the thread of life that has begun here will have streamed out and caught our sister planet within its toils.	Если марсиане смогли переселиться на Венеру, то почему бы не попытаться сделать это и людям? Когда постепенное охлаждение сделает нашу Землю необитаемой - а это в конце концов неизбежно, - может быть, нить жизни, начавшейся здесь, перелетит и охватит своей сетью другую планету.
Dim and wonderful is the vision I have conjured up in my mind of life spreading slowly from this little seed bed of the solar system throughout the inanimate vastness of sidereal space.	Сумеем ли мы бороться и победить? Передо мной встает смутное видение: жизнь с этого парника солнечной системы медленно распространяется по всей безжизненной неизмеримости звездного пространства.
But that is a remote dream.	Но это пока еще только мечта.
It may be, on the other hand, that the destruction of the Martians is only a reprieve.	Может быть, победа над марсианами только временная.
To them, and not to us, perhaps, is the future ordained.	Может быть, им, а не нам принадлежит будущее.
I must confess the stress and danger of the time have left an abiding sense of doubt and insecurity in my mind.	Я должен сознаться, что после всех пережитых ужасов у меня осталось чувство сомнения и неуверенности.
I sit in my study writing by lamplight, and suddenly I see again the healing valley below set with writhing flames, and feel the house behind and about me empty and desolate.	Иногда я сижу в своем кабинете и пищу при свете лампы, и вдруг мне кажется, что цветущая долина внизу вся в пламени, а дом пуст и покинут.
I go out into the Byfleet Road, and vehicles pass me, a butcher boy in a cart, a cabful of visitors, a workman on a bicycle, children going to school, and suddenly they become vague and unreal, and I hurry again with the artilleryman through the hot, brooding silence.	Я иду по Байфлит-роуд, экипажи проносятся мимо, мальчишка-мясник с тележкой, кэб с экскурсантами, рабочий на велосипеде, дети, идущие в школу, - и вдруг все становится смутным, призрачным, и я снова крадусь с артиллеристом в жаркой мертвой тишине.
Of a night I see the black powder darkening the silent streets, and the contorted bodies shrouded in that layer; they rise upon me tattered and dog-bitten.	Ночью мне снится черная пыль, покрывающая безмолвные улицы, и исковерканные трупы; они поднимаются, страшные, обглоданные собаками.
They gibber and grow fiercer, paler, uglier, mad distortions of humanity at last, and I wake, cold and wretched, in the darkness of the night.	Они что-то бормочут, беснуются, тускнеют, расплываются - искаженные подобия людей, и я просыпаюсь в холодном поту во мраке ночи.
I go to London and see the busy multitudes in Fleet Street and the Strand, and it comes across my mind that they are but the ghosts of the past, haunting the streets that I have seen silent and wretched, going to and fro, phantasms in a dead city, the mockery of life in a galvanised body.	Если я еду в Лондон и вижу оживленную толпу на Флит-стрит и Стрэнде, мне приходит в голову, что это лишь призраки минувшего, двигающиеся по улицам, которые я видел такими безлюдными и тихими; что это лишь тени мертвого города, мнимая жизнь в гальванизированном трупе.