Дрожали руки докладчика. Человек был на грани срыва и не сумел скрыть своё состояние. Это ещё больше напрягло всех. Разрушительный удар ракетной установки с корабля Моря по гражданскому самолёту, летевшему из Сантьяго в Сидней и, по роковому стечению обстоятельств, слегка изменившему траекторию движения так, что оказался в подозрительной близости от злополучного квадрата КС-19-3, был воспринят с холодным отчуждением. Информация анализировалась, но ещё не затронула чувства. Долгий период благополучия и процветания сыграл злую шутку: сострадание к тому, кто дальше собственной вытянутой руки — не главная добродетель в рифах.
История повторилась: в конце ядерной зимы, во время Первого Вдоха, новое поколение подводников решало для себя, зачем им принимать деятельное участие в проблемах страдающего Надмирья?
Называя количество жертв на Касатке, докладчик перешёл на фальцет. Он сделал над собой усилие, чтобы выговорить то, что должно прозвучать, а его брови взлетели высоко вверх, да так и остались там, помогая мужчине не моргать и сдерживать слёзы. За этим скрывалось что-то глубоко личное. В конференц-зале повисла тишина. Тихо заплакали женщины секретариата. На них никто не смотрел. Люди впали в прострацию. Гибель тысяч ни в чём не повинных детей, — цвета общества, его будущего, его надежды, — долгой болью отозвалась в сердцах, не привыкших к страданию.
С первых дней войны эксперт-аналитик Валевский столкнулся с непредвиденными трудностями. Его работа требовала абсолютной прозрачности всех сведений. Сейчас же приходилось проверять, сравнивать, снова и снова перепроверять поступающие данные. Дошло до того, что он, подключив инсуба с его обширными знакомствами и связями, стал искать дополнительные источники информации в обход правительственных каналов. Неутомимость и целеустремлённость Валевского принесли результат. Правда, настолько неожиданный, что эксперт пришёл в замешательство. Какая-то внешняя сила контролировала информацию, всё больше ту её часть, которая касалась начала военных действий.
Он долго не решался сказать другу о своих выводах.
Эйджи, как всегда, удивил. От беззаботного трепача никогда не знаешь, чего ожидать. Усталый и хмурый Валевский так и заявил ему.
— Чего ты злишься? — фыркнул Марк. — Я свёл тебя с нужными людьми, они свели тебя с ещё более нужными персонами. Да так ты скоро выйдешь на внешнюю агентуру рифов: «Добрый вечер, я из Главного Управления. А скажете-ка, любезные, чем это вы занимаетесь?» Дружище, тогда я отрекусь от нашего знакомства — те ребята не любят, когда суют нос в их дела. И ещё: когда ты сделаешь хоть одну татуировку? Или пробьёшь дырку хоть где-нибудь? Мне важно, чтобы на этом аналитическом постном лице было за что ухватиться взглядом. Кстати, о взгляде. Я не настаиваю украшать линзами радужку, хотя тебе, прижимистый жлоб, можно без вреда для собственного кошелька вставлять не линзы — дополнительную пару глаз: на затылок. Чтобы хоть задним числом замечать девушек. Когда уже я введу тебя, дремучий русский пейзанин, в нормальное общество с высоко поднятой головой?
И дальше инсуб понёс околесицу насчёт очередной грандиозной вербовки в Армию Моря, но аналитик не слушал и только ругнулся в ответ:
— Тьфу, бездна!
Больше всего Валевского волновали несоответствия в документах. И противоречия разрастались снежным комом: война Моря и Суши длилась второй год.
А ещё Арт хотел по-настоящему выспаться.
Переступив порог своей квартиры, он пробурчал:
— Общество, понимаешь ли, с высоко поднятой головой! В бездну татуировки, дырки, бородки, стриженые виски, девушки… Нет, девушки пусть останутся. Ещё понадобятся… потом… С девушками всегда приходит мир.
Он сразу провалился в сон.
«…Колонии с самого начала виделись как интернациональные команды добровольцев-интеллектуалов. По мере того, как грандиозный по своему размаху и дерзости проект продвигался, стало понятно, что какой-то период рифы будут существовать автономно друг от друга и остального мира. Ничего общего, кроме электрических кабелей, обеспечивающих связь. Под проект были созданы новые международные законы, регулирующие отношения Суши и Моря. Родина первопоселенца брала обязательство принять его потомков через любое количество лет. Человечество словно предчувствовало, что техно-цивилизация имеет и другой лик: смертоносный и разрушительный. Человечество спешило надёжно изолировать хотя бы малую свою часть, и обратило взор не к звёздам, которые по-прежнему были далеки и недоступны, но в океан, колыбель жизни на Земле.
Пробное погружение даже не планировалось. Жилые модули должны создаваться под водой, их ввод в строй и энергообеспечение от гидротурбин, вращающихся морскими течениями, становились возможными только на больших глубинах.