Окна кабинета с длинным столом для заседаний фракции выходили на гостиницу «Москва». Эта сторона здания среди думцев считалась более престижной. Порой значимость того или иного депутата как раз и можно было определить не только по размерам его офиса, но прежде всего по тому, куда смотрели окна — На Моховую или в Георгиевский переулок.
— Так, Серёжа, — Голубков скинул пиджак и аккуратно повесил его на плечиках в шкаф, — позвони от моего имени этому мудаку Чуйкину. Пусть немедленно заберёт свой иск к телеканалу. А то и мы вместе с ним полными идиотами будем выглядеть. Если что вякнет, скажи: вылетит из фракции к чертям собачьим. Из всех списков вычеркну! Спаситель отечественной нравственности, мать его! Ладно, иди! Позови ко мне Антонину Фёдоровну.
Помощник закрыл блокнотик и радостно помчался выполнять задание: Чуйкина во фракции недолюбливали. А в приватных разговорах и вовсе называли известного борца за всероссийскую нравственность не иначе как меняя первую букву фамилии на сакральное «Х».
Антонина Фёдоровна, женщина в летах, уже сильно постбальзаковского возраста со стильной короткой стрижкой, выполняла при Голубкове роли руководителя протокола, главного референта, а заодно и умного конфидента. Её чутью Голубков доверял едва ли не больше, чем своему. Кстати, именно она посоветовала попридержать Чуйкина.
— Что у меня сегодня, Антонина?
Антонина Фёдоровна перелистнула блокнот:
— Так, в одиннадцать тридцать у вас встреча в Администрации Президента в управлении по работе с регионами. В четырнадцать ноль–ноль — обед в ресторане «Санкт — Петербург» гостиницы «Националь» с господином Медведевым, представителем уральских машиностроительных заводов.
— Помню, помню. Нелёгкий будет обед, — вздохнул Голубков. — Этот будет просить не меньше трёх мест в первой десятке нашего федерального списка.
— Дайте два, — посоветовала Антонина Фёдоровна. — А остальных пусть по мажоритарным округам ведут. Под нашим знаменем. Уж с их–то деньгами — проведут без проблем.
— Угу, — кивнул Голубков, — а когда заседание?
— Заседание руководителей фракций назначено на шестнадцать тридцать.
— Ну и денёк! Из огня да в полымя! — Голубков довольно потёр руки.
Он любил, когда жизнь вокруг кипела. Хотя разговор на заседании тоже предстоял не из лёгких. «Демократы» наверняка упрутся и прицепятся к какой–нибудь закорючке. А ведь закон в третьем чтении должен быть принят не позже, чем на завтрашнем пленарном заседании!
Голубкову был очень важен этот закон — он лично инициировал его полтора месяца назад. Суть закона была проста и ясна: запретить организацию политических партий по половому и национальному признаку. Доводы Голубкова были ясны и чисты, как слеза ребёнка. В многонациональной стране это было просто опасно, что же касается баб-с, то женщины такие же люди, как и мужчины, поэтому зачем им собственная партия?
Хотя, если руку на сердце на «национальное» Голубкову было глубоко наплевать. Главной мишенью была партия «Новые женщины России», которую создала и возглавила эта стерва Чайкина. Та самая, что увела у дочери Оксанки мужа, заодно отняв у самого Голубкова один из надёжных источников финансирования. В лице этого грёбаного Петухова с его «Ва — Банком».
Впрочем, после предварительной серии переговоров чаша весов всё больше склонялась в пользу принятия голубковского закона. Но успокоится он только тогда, когда партии Чайкиной будут перекрыты все дороги.
— Вечер–то хоть свободен?
— Почти, — позволила себе улыбнуться Антонина Фёдоровна. — Презентация сборника «Ведущие политики России». Три федеральных канала возьмут у вас интервью.
— Тексты моих выступлений?
— Всё готово. Посмотрите сейчас?
— Перед выступлением. Вы же знаете, как я вам доверяю.
Антонина Фёдоровна сдержанно улыбнулась: она прекрасно знала себе цену.
Уже стемнело, когда грузовая «газель» свернула с Новокузнецкой улицы в проезд между жилыми домами. В здании телекомпании ВСТ горели почти все окна — телевизионщики работали в режиме «нон–стоп». Площадка перед соседним реконструируемым зданием была освещена лишь парой лампочек. «Газель» подъехала и остановилась около подъезда, рядом с которым светилась одно окошко — ночного сторожа.
Из машины вышло двое — водитель и пассажир. Пассажир постучал в окошко, откуда выглянула физиономия пожилого, не слишком хорошо выбритого дядьки.
— Открывай, Петрович, гостинцы привезли.
Небритый кивнул и дверь через пару минут открылась.
— Никого? — спросил водитель.
— Никого, — подтвердил сторож.
Водитель открыл задние дверцы фургона. Вдвоём с пассажиром они вытащили изнутри плоский деревянный ящик:
— Петрович, захвати лопаты, — распорядился пассажир.
Троица с ящиком и лопатами спустилась в полутёмный подвал.
— Где копать? — спросил водитель у пассажира.
— Вон там, в правом углу сказали, — сориентировался пассажир.
Земля была тяжёлой, но за час справились. В яму глубиной примерно в полметра опустили тяжёлый ящик. Засыпали землёй и разровняли.
— Замаскировать бы чем–то, — озабоченно причмокнул пассажир.