Война олигархов. Кодекс наемника

«Ага, попросили, – мысленно усмехнулся Мазур. – Любят восточные люди красивые словеса разводить. Сказал бы честно – купили. Стал бы ты встречаться, если б просьба не была подкреплена баблом».

– Знаете, что это за место? – Зелимханов взмахнул четками.

Мазур провел взглядом по стенам, на которых висело множество небольшого размера цветных картин в тонких деревянных рамах. Под каждой картиной имелась бирка с ценой, при желании любую можно было купить.

– Мастерская какая-то, – осторожно предположил Стробач.

– Не какая-то, а «Дом Абасси»! Названа в честь основавшего ее мастера. Это было еще в шестнадцатом веке. Тогда зародилась исфаханская школа миниатюры. Между прочим, знаменитая на весь мир. И четыре века без перерыва, чтобы не происходило с этой страной, здесь, в этом доме, пахло краской, и учителя отвешивали ученикам подзатыльники, передавая им секреты мастерства. Посмотри на картины на стенах. Исфаханскую миниатюру легко отличить от любой другой – по легкому мазку, по скупой подцветке, такой, словно экономятся краски… Что, русский, удивлен? – Зелимханов смотрел на Мазура. – А ты думал, я только убивать умею? Вы, русские, любите изображать чеченов зверями. Причем зверями тупыми и злобными…

Мазур промолчал. В конце концов, он явился сюда не для того, чтобы втягиваться в споры о разногласиях в представлениях и о школах живописи.

– Я скажу, почему выбрал именно это место для встречи. Из-за своего деда. Ты, конечно, читал мое досье, русский. Как же иначе. Там было что-нибудь о моем деде?

Зелимханов смотрел только на Мазура, словно Тимоша тут и не было. И обращался именно к нему. Видимо, бывший полевой командир определил для себя, кто в их паре главный, и иметь дело с подчиненным, пусть даже формально подчиненным, не желал. Такая вот разновидность гордыни.

– Да, там было о твоем деде, – нейтральным голосом сообщил Мазур. – И весьма много.

– Это хорошо, что ты знаешь о нем.

Зелимханов, кажется, и в самом деле был польщен тем, что о его предках не забывали даже его враги.

– Мой дед заслужил, чтобы вы, русские, его помнили, раз провозгласили себя преемниками империи…

В дальнем конце мастерской открылась низкая дверь, и в помещение бесшумной тенью скользнул человек в белых брюках и рубашке, с подносом в руках.

– Я распорядился сварить нам кофе по-исфахански. – Зелимханов повел головой в сторону человека с подносом. – Мустафа варит хороший кофе. Потом расскажешь своим внукам, русский, что пил настоящий исфаханский кофе. А вот выпивки, извини, не предлагаю. Ничего не поделаешь, исламская страна, придется потерпеть.

Мустафа переставил четыре чашки и четыре стакана с водой и льдом с подноса на стол. Крохотные кофейные чашки казались взятыми из набора детской посуды.

– Мой дед ходил сюда, он интересовался исфаханской миниатюрой и покупал здесь некоторые работы. Он пил здесь кофе и здесь же назначал свои встречи.

Зелимханов неторопливо помешивал кофе тонкой серебряной ложкой, которая в его пальцах казалась и вовсе простой булавкой.

– На этих коврах его и убили. Убийца зашел со спины, всадил нож под лопатку и выскочил на улицу через эту дверь. Вокруг не сразу поняли, что случилось. Убийцу не поймали, его и рассмотреть толком никто не сумел… Ну и как кофе?

Кофе был и впрямь своеобычен на вкус: крепкий, густой, очень сладкий, приготовленный из чуть пережаренных зерен с добавлением каких-то пряностей, в подборе которых, думается, и крылся секрет знаменитого исфаханского напитка.

– Оригинально, – кратко ответил Мазур. – Правда, я предпочитаю обыкновенный, без добавок и без сахара.

– Дело вкуса, – усмехнулся Зелимханов. – Как говорили в одном американском фильме, одни любят убивать после обеда, а другие перед завтраком…

Из-за стены, что отделяла улицу, пробилось кипучее многоголосье ссоры. То ли не могли разъехаться машины, то ли опрокинули чей-то лоток.

– Смотришь на меня волком, русский, – чеченец осклабился. – Убить хочешь, правильно?

– Да какая разница, чего я хочу, – пожал плечами Мазур. – Мы тут встретились по другому поводу, вовсе не из-за моих желаний.

– Знаю, зачем мы тут. Только раз уж встретились, можно и поговорить, когда еще придется?

Зелимханов поставил на стол допитую чашку кофе и принялся перебирать четки здоровой рукой.

– Да, я убивал ваших солдат, и ты это знаешь. Ты тоже многих спровадил из этого мира, будешь отрицать?

– Не буду.

– Ты воин, и я воин. И убивали мы тоже воинов. Так угодно было Аллаху, чтобы мы оказались друг против друга. Не нам обсуждать замыслы Всевышнего. Когда Аллаху было угодно, чтобы мы воевали за одну страну, так и было. И может, наши дети, вот он, Рамзан, например, станут воевать под одним флагом, одному Аллаху то ведомо…

Мазуру было что возразить. И про то, что лично он убивал только воинов, и про Аллаха. Скажем, напомнить собеседнику, в каких городах с его помощью были организованы теракты, сколько и кого при этом убило… Но ни к чему были эти слова, чего добьешься, кому чего докажешь? Мазур предпочел промолчать.