– Для нашего же блага! – восклицает мать.
Отец поворачивается и смотрит на меня налитыми кровью глазами – алкогольная ломка проходит у него тяжело. Он не подозревает о моей роли в катастрофе, которая постигла страну, но чувствует, что я что-то знаю.
– Томас, ты теперь близок к министерше, ничем не хочешь с нами поделиться?
– Это не игрушки, – вмешивается мать. – Идет война, и правительство не будет доверяться ребенку.
Я молчу, пытаясь проглотить хоть ложку остывшего супа. На экране счастливая пара, выигравшая джекпот, плещется в джакузи, восторгается цветами, которые приносит горничная, гуляет в парке роскошного отеля и ужинает при свечах под деревьями.
Единственное в мире, что осталось неизменным, – это реклама.
– Но почему растения ополчились против нас? – возмущается мать, осторожно поправляя прическу. – И почему именно сейчас?
Она имеет в виду: сегодня, когда наше финансовое и социальное положение наконец налаживается благодаря моему близкому знакомству с министром игры.
– Это было неизбежно, – пожимает плечами отец. – И надвигалось на нас с тех пор, как мы лишились своих корней. Деревья существовали задолго до нас, но мы считали себя сильнее. Мы перестали жить в ритме природы, стали хищниками. Все началось в бронзовом веке, когда духовный алфавит друидов, в котором каждая из восемнадцати букв соответствовала имени дерева, был заменен алфавитом финикийцев, мореплавателей и торговцев…
– Ой, только не начинай опять про своих друидов, – прерывает мать, увеличивая громкость после рекламы.
И она впивается глазами в экран, где горят леса, вырубают деревья и с самолетов распыляют гербициды. Я встаю из-за стола. Если деревья задумали всех нас стереть с лица земли, чтобы спасти природу, то зачем сопротивляться? Стремление уничтожить их равно самоубийству, но как вести с ними переговоры? И какой будет моя роль?
Я снова вспоминаю Оливье Нокса, который с усмешкой смотрит на меня из окна своего лимузина после того, как я разрушил Аннигиляционный экран.
«Желая спасти человечество, Томас, ты обрек его на гибель. Теперь тебе выбирать, на чьей стороне ты будешь сражаться».
6
Я ставлю грязную посуду в раковину и вдруг чувствую зуд в левом предплечье. Я задираю рукав. Номер телефона, который Лили Ноктис позавчера нацарапала ногтем на моей коже, покраснел, будто в царапины попала инфекция. Как я должен это понимать? Как предупреждение, знак или требование выйти на связь?
Я поднимаюсь к себе в комнату, чтобы ей позвонить. Прижимаю телефон к уху и слушаю сообщение автоответчика. Внезапно оно прерывается.
– Да, Томас, что-то случилось?
Я взволнован – она говорит так естественно, словно мы расстались пять минут назад, – и реагирую мгновенно, стараясь придать голосу твердость:
– Не у меня, у человечества. Я видел новости по телевизору.
– И чем я могу тебе помочь?
Растерявшись, я спрашиваю, не знает ли она, где держат Бренду Логан.
– Значит, она по-прежнему важна для тебя?
В ее голосе звучат скрытое недовольство и неподдельная ревность. В других обстоятельствах я почувствовал бы себя самым счастливым парнем на свете. Но сейчас я обхожу эту тему:
– Ее надо освободить. Она может наговорить лишнего.
– Лишнего о ком?
– О вас. Она знает, что вы ведете в правительстве двойную игру. Если до вашего сводного брата дойдет, что вы готовите революцию…
– Может, ты сначала поинтересуешься, не прослушивается ли мой телефон?
– Ой…
– Нет. А вот твой у полиции на прослушке.
Меня сразу бросает в холод.
– Простите. Я разъединяюсь.
– Не волнуйся, мой телефон автоматически глушит все разговоры и скрывает номера абонентов.
Я перевожу дух. Это в ее стиле: напугать, а потом успокоить.
– Что касается Бренды Логан, я согласна с тобой, Томас, но по другой причине. Нам действительно нужно действовать как можно быстрее.
– Вы пришлете за мной машину?
– Ты видишь ее окна с того места, где сейчас стоишь?
Я встаю на цыпочки и смотрю в слуховое окно, из которого видна спальня моей соседки напротив.
– Да.
– Ничего необычного не замечаешь?
– А в чем, собственно, дело?
– Ну-ка скажи: есть ли признаки взлома, обыска, ограбления?
– Вы думаете, полиция…
Она перебивает:
– Я думаю, именно Бренда виновата в том, что произошло с растительным миром. И ты это знаешь.
Она разъединяется. Потрясенный, я смотрю на темные окна в доме напротив. Конечно, у меня были подозрения относительно Бренды. И даже больше чем подозрения: я был свидетелем ее тайных отношений с деревьями. Но ведь не она хотела, чтобы я разрушил Аннигиляционный экран.
Хотя…
Еще до того как профессор Пиктон переселился в моего плюшевого медвежонка, я видел пророческий сон: город, захваченный деревьями, лиана, которая захлестнула меня и тащит к водосточному люку… Этот город-призрак, разрушенный растениями, я увидел на следующий день на картине Бренды, где были все подробности моего сна. Если моя соседка находится в мысленной связи с духами природы, то, может быть, она – посланник, сообщник или причина войны, которую деревья объявили нам? Возможно, она находится под их влиянием или даже наоборот – властвует над ними при помощи своих картин?