Воинский класс

Геннадий Егоров возглавлял их ударную группу спокойно и невозмутимо. Даже ввиду постоянной угрозы, исходящей от Павла Казакова и исходящей от него зловещей ауры демонического гнева, Егоров занял переднее кресло в кабине самолета и пояснил Фурсенко некоторые ключевые моменты, так как понимал, что хотя Фурсенко разработал этот самолет, он ни разу не летал ни на нем, ни на каком-либо другом. Егоров смог уговорить Казакова дать им еще день на подготовку, и это время они провели с пользой. К тому времени, как они были готовы к вылету, Фурсенко был уверен, что сможет быть помощником Егорова и нажимать на нужные кнопки в нужный момент.

Если что-то пойдет не так, он был очень сильно убежден, что их обоих придется выковыривать из этого самолета.

«Метеор-179» нес, несомненно, наибольшую боевую нагрузку, чем когда-либо: по подвеске с одной ракетой «воздух-воздух» Р-60 и одной 1 000-кг бомбой с лазерным наведением Х-73[131] под каждым крылом; две бомбы Х-73 в бомбоотсеке и 4 ракеты Р-60 в крыльевых пусковых установках на экстренный случай. Разместить ракеты Р-60 на внешних подвесках Егоров предложил в последнюю минуту: Tyenee был наиболее уязвим с двумя большими бомбами на внешних подвесках, так почему бы на заиметь дополнительную страховку? Когда бомбы на внешней подвеске будут использованы, или перед входом в зону цели, две дополнительные ракеты могут быть использованы для того, чтобы проложить самолету путь к цели или просто отстрелены. Оказалось, что в этом не было нужды, но Егоров продемонстрировал хорошее понимание операции и знание самолета.

Навигационная система во время короткого полета из Кодли к Тиране работала так точно и надежно, как это только было возможно. На протяжении большей части полета раздавались сигналы системы предупреждения об облучении, особенно вблизи македонской и албанской столиц, но никакие истребители или зенитно-ракетные системы не пытались бросить им вызова. Егоров передал Фурсенко несколько снимков обзорной системы, дабы убедиться, что посольство Германии выглядит именно так, чтобы в случае надобности уточнить цель, но прицельная марка оказалась направлена на нужное здание, и Фурсенко не пришлось делать ничего, кроме как снять предохранитель с системы сброса и правильно установить параметры, что он, разумеется, мог сделать с закрытыми глазами — в конце концов, он разработал систему и расположил все переключатели на системе управления и знал до мельчайших деталей все, что было нужно для успешного сброса бомб[132]

.

Но Фурсенко не закрыл глаз — и видел все, в том числе тысячи людей, заполонивших улицы возле посольства Германии. Одной тысячекилограммовой бомбы, разумеется, было достаточно, чтобы уничтожить небольшое здание посольства. Вторая бомба была наведена на ту же цель, но в действительности на несколько метров в сторону — прямо на переполненную улицу. Когда первая бомба ударила по посольству и на экране расцвело невероятно яркое облако, Фурсенко показалось, что он смог рассмотреть каждого их этих людей в отдельности, мог видеть, как по ним ударила взрывная волна, сбивая их с ног, как тонны щебня посыпались на них за миллисекунды до того, как налетели жар и град обломков. Затем система наведения автоматически переключилась в режим широкого обзора, и он уже не видел детально, как вторая бомба добавила свою ревущую ярость к первой.

Он знал, сколько смертей вызвал этот взрыв. Они, конечно, целились в здания, но Казаков, должно быть, знал о протестующих. Они могли бы подождать несколько часов, пока улицы не опустеют, но он этого не сделал. Он мог определить второй целью еще одно здание или что-то еще, но нет. Он сознательно выбрал эту цель из-за количества людей, которые окажутся в зоне поражения.

Это было правдой: Павел Казаков был монстром. Он приказал убить тысячи, чтобы замести следы так же легко и небрежно, словно заказывал курицу в ресторане.

— Как вы там, доктор? — Спросил Геннадий Егоров.

— Все нормально, — сказал Фурсенко. — И называйте меня Петр, прошу вас.

— Хорошо. И вы зовите меня Геннадий.

Они помолчали несколько мгновений. Затем Фурсенко сказал:

— Я думаю…

— Да, Петр?

— Мне не дает покоя то, насколько хладнокровно товарищ Казаков может застрелить человека, — сказал Фурсенко. — Человеческая жизнь для него абсолютно ничего не стоит.

— Это определенно добавляет нашему делу остроты, верно, — сказал Егоров с черным юморком. — Так много способов умереть.

Фурсенко снял маску, опасаясь гипервентиляции. Он посмотрел в лицо Егорова через зеркало заднего вида, надел маску и сказал:

— Он не оставит нас в живых, если мы вернемся. Вы же понимаете это?

— Ион провалился, Перт, — сказал Егоров. — Не смог выполнить задачу. По пьяни и дурости.

— Но Казаков выстрелил ему в голову, четыре раза, так легко, словно… Словно резал арбуз, — напомнил ему Фурсенко.

— Петр, забудьте о Стойке. Он напился и просто идиот.

— А избавившись от нас, он выбросит нас, «Метеор-179» и всех, кто работает там, в Кодле. Он убьет нас всех, так же легко, как убил Стойку и тех солдат в Болгарии.