… Потому что Роман Смолий, молодой пилот бомбардировщика советских ВВС, получивший когда-то назначение в институт исследований и технологий «Физикус» в Вильнюсе, Литва, был одним из главных мучителей Дэвида Люгера.
— Озеров? Какой Озеров? — Спросила Энни. — Дэйв, что происходит?
— Это не Иван Озеров, генерал, это Дэвид Люгер, — сказал он, не обращая внимания на Энни, продолжая гневно смотреть на Смолия. — Я никогда не был Иваном Озеровым. Озеров был изобретением садиста-офицера КГБ, из «Физикуса», который издевался надо мной пять долбаных лет!
— Я… Я не знал! — Запинаясь, произнес Смолий. — Я не знал, что вы были американцем!
— Да, вы думали, что я какой-то чудаковатый гений, отправленный в «Физикус», чтобы рассказать вам, как летать на советском военном самолете, — сказал Дэвид. — Вы сделали все, чтобы сделать мою жизнь еще несчастнее, просто потому что вы были напыщенным лихим пилотом.
— Дэйв, давай пойдем отсюда, — сказала Энни, ощущая, как волны страха прокатываются по ее спине. — Ты действительно меня пугаешь.
— Почему вы так делаете, полковник? — Спросил Смолий умоляющим тоном. — зачем вам преследовать меня сейчас? Все изменилось. «Физикуса» больше нет. Советских ВВС больше нет. Вы живете в своей стране и…
— Я просто хотел, чтобы вы знали, что это был я, генерал, — язвительно сказал Люгер. — Я хочу, чтобы вы знали, что я никогда не забуду того, что вы и другие ублюдки в «Физикусе» сделали со мной.
— Но я не знал…
— Вы знали, что я был русским специалистом по аэрокосмосу, — сказал Дэвид. — Но я был слабее, слабее из-за наркотиков и пыток, которым меня подвергали ради контроля сознания так долго. Я был одним из вас, я знал всех вас, а вы все равно вываливали на меня говно! — Он подошел к крупному украинцу и сказал: — Я никогда не прощу и никогда не забуду. Смолий, вы садист и ублюдок. Теперь ты на моей территории.
Он развернулся на каблуках и зашагал прочь. Энни посмотрела на Смолия в полном недоумении, а затем бросилась за Люгером.
— Дэвид, подожди!
— Я ухожу отсюда, Энни.
— Что это было? Как ты мог узнать его? «Физикус»? Литва? Как ты мог знать его по старому советскому научно-исследовательскому центру?
Они вернулись к штабной машине. Люгер долго молчал, пока они не проехали главные ворота базы Неллис.
— Энни… Энни, я был в «Физикусе». Много лет назад. Господи… Я не могу рассказать тебе.
— Не можешь рассказать мне? Ты был в сверхсекретном советском научно-исследовательском центре и не можешь рассказать мне, как ты там оказался? — Недоверчиво спросила Энни. — Дэвид, ты не можешь держать это в секрете, это уже между нами. Для тебя это, наверное, что-то глубоко личное, тяжелое, даже… даже…
— Психологически? Эмоционально тяжело? — Сказал Дэвид. — Энни, все глубже, гораздо глубже. Но пока я не могу тебе рассказать. Я сожалею, что втянул тебя во все это.
— Ты втянул меня в это, потому что теперь мы разделяем все, Дэйв, — сказала она. — Мы вместе. Это больше не ты и не я, это теперь мы. Ты попросил меня пойти с тобой, потому что решил, что тебе нужна поддержка. И я пошла с тобой. Скажи, чем я могу помочь тебе? Разреши мне помочь. — Она остановилась, а затем спросила. — Это имеет отношение к памятнику «Мегафортрессу» в секретном ангаре? К операции в Кавазне? Твои карты и твоя летная куртку с пятнами крови? То, что генерал Маклэнэхан рассказывал о тебе?
— Я не могу, Энни, — это было все, что смог выдавить из себя Люгер. — Прости… Прости, но я не могу.
— Не можешь? Или не хочешь?
Он не ответил и за остальной вечер ни проронил ни слова. Потом он молча провел ее до квартиры. Она поцеловала его в щеку и пожала руку на прощание.
— Спасибо, что пришли, товарищ Казаков, — сказал Петр Фурсенко, протягивая руку. — Добро пожаловать на наш объект.
Павел Казаков прибыл на объект «Метеор Аэрокосмос» поздним вечером, когда сотрудники уже разошлись по домам, а обслуживающий персонал завода и административного центра тоже закончил свою работу. Его сопровождали двое помощников и трое охранников, все в пальто из нерпы. Когда они прошли металлодетекторы, установленные в дверях заднего входа в административное здание, Фурсенко понял, что все они были вооружены. Сам Казаков был одет небрежно, словно вышел на прогулку вокруг дома — его можно было принять за одного из инженеров завода или менеджера среднего звена, допоздна задержавшегося в офисе.
— Итак, что здесь настолько важного, что вы просили меня прийти в такое время, eenzhenyer? — Спросил Казаков. Его голос был ровным, но на самом деле он маялся от нетерпения.
— Я очень много и долго думал о том, о чем мы говорили тогда, при встрече, товарищ, — сказал Фурсенко. — Кто-то должен наказать уродов, убивших вашего отца и моего сына в Призрене.