Воинский начальник

Конечно, говорит он с ними только за столом, за ужином, и, конечно, ужинают они у него каждый день. Тогда Дарья сбивается с ног и грозит уйти. Чтобы этого не случилось, Пищимуха идет в красный ряд и покупает ей ситцу на платье. Это всегда трогает Дарью, - она неистово благодарит и целует руки. Ситец обыкновенно покупается толстый, с синими и красными клетками и кружками. Дарья прячет его в сундук, и никто не знает, когда она сошьет из него платье.

Ходит она грязно и из себя не складна, не совсем молодая и не очень красива. Раз, когда приехал на смотр командир ближайшего полка и у Пищимухи оказался чистым только один, недавно вымытый и еще не высохший китель, она вздумала его хоть немного погладить: некогда было - стала гладить на нем и обожгла ему левую лопатку и правый бок.

Пищимуха тогда осерчал на нее, но ненадолго, и вообще он редко серчает. На солдат он кричит по привычке: просто для него солдат - это то, на что нужно кричать.

И когда он заходит в роту запасных, он кричит на них так:

- Слушай, ребята. У меня не форсить. Не за-ма-ку-ши-вать! Отовсюду жалобы: запасные пьянствуют, буйствуют на улицах, безобразничают, смотри-и! Рапорты буду писать... Пьянствуешь - рапорт. Буянишь - рапорт. Самовольно отлучился - рапорт... У меня живо под суд влетишь... Военным судом судить будут, - в тюрьму попадешь... Церемониться с вами не буду, смотри! К каторжным работам могут приговорить - шутка?..

Он останавливается, сморкается в красный платок и кончает, сильно повысив голос:

- Н-но-о... могут и повесить!

Солдаты его не боятся.

Бывает он у соборного протопопа о.Петра Цветаева и у исправника Чемезова. Зимою, когда от окошек усиленно отгребают снег и делают узенькие, скрипучие коридоры вместо тротуаров, когда от голубых сугробов в комнатах темно и не видно, кто едет по улице, и дни вообще перестают существовать, а прочно и надолго воцаряются вечера, - Пищимуха тянется то к Чемезову, то к о.Петру. У Чемезова - стуколка копеечная, но затяжная и очень азартная. Играют все: сам Чемезов, с такими заметными, длинными усами, как будто всегда носить их и есть его единственное назначение; брат его, разбитый параличом и не владеющий левой рукой; жена, хотя и вечно беременная дама, но самый страстный игрок изо всей компании, и кое-кто из гостей.

Целыми вечерами сидят около стола, стучат кулаками и кричат: "Стучу!" Как-то раз у исправницы во время стуколки начались схватки, но и тогда она все стучала и неистово кричала: "Стучу!" Наконец, не выдержала, извинилась и пошла рожать в другую комнату. И это именно Пищимуха сказал тогда, подмигнув осторожно:

- Вот если бы при нас тут еще и разрешилась... был бы нам ремиз.

И когда в городишке передавали об этом случае новым людям, то так и добавляли:

- А Пищимуха и говорит: "Вот если бы при нас тут же разрешилась, был бы нам ремиз".

У о.Петра - преферанс и дочери-невесты. Старшая, Клавдия - вдова с тремя детьми, - усиленно ухаживает за Пищимухой: подает ему первому чай, накладывает полные блюдечки варенья, чокается с ним чаще, чем с другими, обязательно садится рядом с ним за ужином.

Говорит с ним:

- Мороз сегодня какой невозможный, стены трещат... правда?

- До Сизифовых столпов доходит, - поспешно соглашается Пищимуха.

Потом они разбирают сражение при Эчки-Загре, в котором еще подпрапорщиком участвовал Пищимуха и за которое получил прапорщика. Пищимухе и приятно, что около него сидит и им занимается молодая еще и вполне приличная женщина с синими жилками на тонких руках, с тонкими губами сердечком и в модной кофточке, но он с ней все время себе на уме, наблюдает ее и думает: "На пенсию зарится".

И Дарья на всех перекрестках звонит, что вот хотят его облапошить всучить ему поповну с тремя детьми.

- Не надейся, матушка, что скоро помрет. Он еще по-скри-пи-ит, ядовито вытягивает Дарья и кивает в сторону поповского дома.

Втайне она уверена, что Пищимуха перед смертью женится на ней, Дарье, и она, а не другая кто будет получать его пенсию.

Но Пищимуха пока еще и не думает болеть. Раз только у него обозначились колики в боку, и он, будучи в то время в Киеве, заехал полечиться к индийскому магу Сакрабану. Индийский маг, неизвестно из какого русского местечка, прописал ему купить живую щуку, положить в лохань с водой и смотреть на нее в течение часа.

Приехав обратно, Пищимуха рассказывал об этом так:

- Щуку я купил, принес в номер, достал лохань у швейцара, положил ее в лохань и смотрю. Сижу над ней и смотрю, - с полчаса смотрел, ей-богу, а потом вдруг как шваркну ее об земь, щуку-то эту: "А чтобы ты сдохла, анафема! Что я на тебя смотреть буду?.." В чалме, все как следует, в халате в синем, на руках браслеты золотые, маг-то этот... Думал потом в полицию заявить, а потом подумал: "Меня обдурил, каналья, пускай же еще и других обдурит..." - так и не заявил.

Щук он и сам ловил летом, и лодка у него была для этой цели - старая, широкая, с полустертым, длинным и несколько странным названием вдоль одного борта: "Прошу садиться на Ресока".