Войны мафии

— Конечно. Знаешь, прошло уже два часа после нашего возвращения из Ла-Гардиа. Мы успели распечатать твои фотографии. Три парня узнали в тебе мотоциклиста, бросавшего бомбы. Единственное, что отделяет тебя от пули, — статус заложника. Поэтому воздержись от глупых реплик, о'кей? А теперь — вопросы есть?

— Думаю, ты знаешь, что делаешь.

— А ты знаешь, что я не могу тебя прикончить, поскольку ты — предмет торговли. Но я нуждаюсь в сотрудничестве. Я хочу знать, какого черта вы решили наехать на нас.

Подвижное лицо Кевина застыло, стало тяжелым, грубым.

— Итак, как в игре, «бей-и-беги». Вы задали нам хорошую трепку — и исчезли. Что за этим кроется?

Медленно, словно чтобы не вспугнуть его, Никки встал и сел на сундук.

— Ты же не поверишь, если я скажу, что это было тренировкой? — Кевин отрицательно покачал головой. — Даже если это правда?

— Это звучит не особенно ловко. Там, наверху, есть человек, которому это не понравится.

Никки ткнул пальцем в потолок.

— Наверху? Значит, мы не одни?

— Такие, как мы с тобой, — прочувствованно произнес Кевин, — никогда не бывают одни.

* * *

Обмороки и возвращения в сознание чередовались жестокими взрывами. Напряжение и изогнутом теле грозило медленной смертью от удушья. Он будил себя, прибегнув к мелким хитростям. Сознание. Тьма. Удушье. Сознание. Тьма. Он больше не мог тревожиться ни о чем, кроме смерти. О смерти — его смерти — говорили два скота в комнате. Даже страшная боль в позвоночнике была ничем по сравнению с ужасным предчувствием смерти.

В комнате звякнул телефон. Один из калабрийцев с ворчанием снял трубку. После короткого обмена репликами он сказал своему сообщнику:

— Tomaso e qua[83].

— Ты узнал его голос?

— Змеиный голос. Хитрый, гордый голос сицилийца. Что еще нужно?

— Я даже не помню, как он выглядит.

Постучали в дверь. Один из калабрийцев пошел открывать.

— Tu non sei Tomaso[84]

, — сказал он молодому китайцу, стоявшему на пороге.

— Buon giorno. — Два сухих хлопка — словно переломили деревянный прут через колено. Два глухих звука — чьего-то падения. Дверь шкафа скользнула в сторону. Над ним навис кто-то с плоскогубцами в руках. Мгновение — и исчезла страшная боль в спине и вокруг шеи. Чарли окунулся в блаженное беспамятство.

Когда он пришел в себя, комнату заливало зимнее холодное солнце. Скорчившись на боку, Чарли разлепил веки и встретился взглядом с мертвыми глазами Мимо и Пино. Их открытые глаза казались пустыми, но зато третий — в центре лба у каждого — распускался прекрасным живым цветком. На удивление мало крови, подумал Чарли. Если Томазо Молло и вправду был змеей, его жало почти не оставляло следа. На их лицах застыло выражение удивления, словно такая ловушка была чем-то неслыханным для людей ндрангетты.

Застывший в позе мороженой креветки, Чарли смотрел на своих похитителей. Это работа специалиста, отметил он. Может быть, англичанина? Англичане — опытные убийцы. Но что делать англичанину на ионическом побережье Калабрии, что могло объединять его с человеком, прибравшим к рукам Корлеоне?

Чарли со стоном попытался пошевелиться. Его спину пронзила боль, как от удара током. Он снова посмотрел на мертвые глаза калабрийцев и подумал, что быть жестоко связанным — это намного лучше, чем быть мертвым. Он застонал и снова провалился в беспамятство. Шло время.

Он очнулся и увидел перед собой лицо Кевина. Или Керри.

— Т-ты?..

— Чарли, ты в порядке?

Чарли поискал глазами синее пятнышко — его не было.

— Керри?..

Сын Стефи бросился к телефону. Чарли прислушался.

— Я должен отвезти его к врачу. Кто у тебя есть в Вашингтоне? — Пауза. — Позвони ма. Ciao[85]. — Он повернулся к Чарли. — Послушай...

Но Чарли уже снова отключился.

* * *

В темноте она безумно вцепилась в трубку.

— Да?.. Алло?..

— Его нашли. Он будет в порядке, — сказала Уинфилд.

Гарнет рухнула на стул, словно отброшенная ударом.

— Вы уверены, что с ним все в порядке?..

— Керри сказал, что все будет в порядке.

— Что это зна...

— Мне нужно бежать, — перебила Уинфилд. — Свяжусь с вами позже. — И повесила трубку.

Гарнет вскочила, все еще сжимая в руках телефон. Наклонившись, чтобы поставить его на место, она вдруг сообразила, что боль в спине исчезла.

* * *

— Классная берлога, угу? — спросил Чой.

Он привел Лемнитцера в свою квартиру на Виллидж, недалеко от Пятой авеню, и сказал, что это квартира его подружки.

— Ну что, еще по глоточку?

— Искушение винной ягодой... — Лемнитцер утонул в глубоком кресле с подлокотниками, испустив протяжный, вздох. Семинар — дело дохлое. Никому не нужны программисты. По Уолл-стрит толпами бродят безработные программисты. Никто не предлагает работу, все ищут. Это был уже четвертый «глоточек» виски после окончания семинара. Лемнитцер уже не чувствовал боли, но был еще способен удержать в голове разбегающиеся мысли.

— Твое здоровье. — Чой поднял свой стакан.

— М-м, — отозвался Мервин и спохватился, что успел отхлебнуть из своего стакана еще до того, как был произнесен тост.

Потрясающе скверные манеры, подумал Чой. Парень хорошо относится к китайцам и пьет, как лошадь. Но годится ли он для работы?