Войны Московской Руси с Великим княжеством Литовским и Речью Посполитой в XIV-XVII вв

Чешско-словацкий историк Павел Шафарик (1795—1861) считал велетов потомками невров (т.е. кельтов). Но современные историки относят велетов к славянам, хотя и признают воздействие на них материальной и духовной культуры невров. Ясно одно: велеты, как и невры, отправляли культ волка. На это четко указывает их второе имя — Волки, Вильки, Волчуны, и топонимы, такие как Вильковщина, Волковичи, Волчки и подобные им.

У восточных славян волка называли еще и «лютым зверем». Поэтому не удивительно, что велетов-волков называли также лютичами. И это наименование велетов многократно отпечаталось в беларуской географической номенклатуре: Лютин, Лютино, Лютица, Лютовичи, Лютовка, Лютые, Лучицы, а так же болота Лютень (в Старобинском районе), речки Лютка и Лютинка. Вспомним заодно одно из старых названий Немана — Люта, а также лес Лютувальд из саги Дитрика.

Видимо, от этнонима «лютичи» и произошло название «Литва». Сначала оно имело форму «лютва», как собирательное обозначение всех лютичей. Однако в славянских языках имеет место переход «лю» в «ли». Например, в беларуском языке: люра — лира, лютасць — литасць, лютаваць — литаваць; в чешском: люд — лид, люты — литы и т.д.

Постепенно «лютва» превратилась в «литву». Нато, что под «литвой» имели в виду «лютву», указывает, например, слуцкое наименование литвинов —

«лютвины», а так же нередкие случаи упоминания Литвы в истори-

ческих документах времен князя Миндовга (XIII век) какЛютвы.

По нашему мнению, лютичами, или лютинами у велетов звали воинов-зверей, то есть тех, кто в бою воображал себя тотемным зверем. Напомним в данной связи о скандинавских «берсекрах» (или «берсерках») — тех, кто «перевоплощался в медведя» и об «ульфхеднарах» — тех, кто «перевоплощался в волка».

Такие воины-звери известны у древних германцев, кельтов и скандинавов. Они составляли братства-дружины из представителей разных племен, живших в селениях-лагерях отдельно от всех остальных. Римский историк Тацит (58—117 н.э.) писал, что воины-звери были у «варваров» самыми доблестными из всех.

Логично допустить, что аналогичный институт воинов-зверей существовал и у славян, в частности, у велетов. Часть велетских воинов поддерживала ритуально-магическую традицию перевоплощения в волка, связанную с ношением волчьей шкуры и подражанием повадкам этого животного. Кстати, от слова «вой» (в смыс-

ле — волчий вой) происходят беларуские слова «вояр» и «вой» (в смысле — воин). Незнакомый с дохристианскими обычаями своего народа летописец написал позже, что литвины «вовчии невыправные скуры носили» и объяснил это их бедностью. В действительности же он зафиксировал один из важнейших элементов воинского культа волка.

У наших соседей украинцев представления о литвинах как о чародеях и волколаках сохранялось в народных легендах и сказаниях до начала XX века! Откуда оно могло взяться? Только из имевших место в прошлом встреч и столкновений с «волками»: лютичами — велетами. Напомним, что Геродот писал о неврах как о людях, известных своим колдовством и превращением в волков. Именно дружину велетских воинов-зверей называли сначала лютва, а позже — литва.

До нас дошли кое-какие письменные свидетельства, подтверждающие эту мысль. Например, о разбойничьих набегах «литвы»; о службе «литвы» полоцким, минским, новогрудским, пинским, псковским князьям; выражения в русских былинах типа «хоробра литва». Князь Миндовг, с которого начинается история Великого княжества Литовского, поначалу выступает в летописях наемником, предводителем дружины (литвы). Например: «Даниил возведи на Конрада литву Миндога...», «Воеваша литва...», «И послаша сторожа литва...», «Выступи на нь из города с литьвою...», «и его дружку литву».

В беларуском фольклоре термин «литва» тоже выступает в смысле «дружина». Например, в свадебной песне для обозначения друзей (дружины) жениха (князя):

Не наступай, литва

Бо будзез нами битва.

Будем бити, воевати

И девоньку не давати...

В России среди народных низов слово «литва» долгое время тоже означало боевые дружины. Так, в Новгородских землях времена шведской интервенции начала XVII века вспоминали как эпоху, когда «литва шла». В Онежском крае вплоть до XX столетия сохранялось употребление слова «литва» для обозначения сражения, битвы («Уж раз пошла такая литва, то худо»), а также и воинской дружины («ты коей земли да коей литвы?»).