Воины света

Донцов почувствовал, как кровь прилила к лицу, помрачнев, он сам взял бутылку и, вновь наполнив свой бокал, предложил:

– За Киру. Не чокаясь.

Примерно полчаса спустя бутылка была уже пуста. Тотский достал из кармана золотой портсигар со странными, кофейного цвета сигаретами. Он закурил и, судя по запаху, они содержали в себе не только табак. Донцов отказался от предложения попробовать и вытащил из кармана свою мятую пачку.

Глядя, как Стас все еще играет с оставшимся в бокале коньяком, то вдыхая его аромат, то позволяя касаться губ, Сергей вспоминал его рассказ о погибших от газа товарищах: «Мертвая плоть и ничего более».

Неужели сейчас, гибель Киры для него лишь потеря собственности? Нарушение планов, досадная неприятность, которую легко забыть за фужером столетнего коньяка? Она перестала дышать, чувствовать, любить, и потеряла свою уникальность. Стала для него лишь пустой мертвой плотью. Или все же нет? Ведь если это было бы так, Стас не решился бы рисковать своей драгоценной жизнью ради мести «жалким людишкам». Скорее всего, вампир просто отлично скрывал происходящие в душе переживания. Ведь сейчас Сергей уже не сомневался, что у этих странных существ есть душа. Возможно не совсем такая, как у людей, или даже совсем не такая. Но все же, непременно, обязательно есть.

– Сегодня ко мне приходила Амели. – помедлив немного, все же решил поделиться Донцов. – Она просила, чтобы я не дал тебе пострадать в плену.

Стас удивленно изогнул бровь и вдруг впился в глаза напарника пронзительным взглядом. Сергей ощутил легкое головокружение, к горлу подступила тошнота. Он понял, что рассказывать подробнее уже не придется.

От возмущения щеки налились жаром, Донцов был так зол, что едва не врезал вампиру в челюсть. Настолько грубого вторжения в сознание напарника Тотский ранее себе не позволял.

– Прости, сотрудник, эта информация была слишком важна, чтобы я мог полагаться на твое косноязычие. – очевидно заметив его реакцию, с грустной иронией повинился Стас. – Мы ведь не способны слышать мысли себе подобных.

Совладав с эмоциями, Сергей одарил товарища испытующим взглядом.

– Я не могу понять, что связывает тебя с Амели д’ Бре? Ведь ты говорил, что крутил роман с Делией. Или сразу с обеими сестрами? – мрачно спросил он. И хотя подобное объяснение казалось самому Сергею до крайности аморальным, от Тотского он вполне мог такое ожидать.

– Нет, сотрудник. – меланхолично улыбнувшись, возразил Стас. – Однажды я всего лишь исполнил ее просьбу.

– Какую просьбу? – не в силах справиться с любопытством, спросил Донцов.

– Как бы это тактичнее объяснить… – задумавшись на минуту, произнес Тотский. – Человеку будет не просто такое понять. Видишь ли, после обретения второго рождения наши тела остаются неизменны. Все следы и шрамы, которые были получены до этого момента, станут вампиру вечными спутниками, новые не появятся никогда.

Стас вздохнул и, слегка опустив ресницы, глубоко затянулся.

– Для представительниц прекрасного пола это обстоятельство сопряжено с определенным неудобством. Если девица перед обретением второго рождения не имеет мужа или возлюбленного, по закону клана д’ Бре, она может выбрать любого родственника мужского пола. – он выдержал тактичную паузу, словно давая собеседнику время понять, о чем идет речь, и продолжил: – Тридцать лет назад юная Амели выбрала меня. И хотя я не являлся официальным членом клана, будучи ее кузеном, подходил по закону.

Донцов в буквальном смысле оторопел, осознавая насколько же архаичны обычаи подземных вампиров. Ведь можно же было обойтись без посторонней помощи. Или прибегнуть к операции.

– И ты согласился? – помолчав минуту, спросил он.

– Разумеется. – ничуть не смутившись, ответил Тотский. – Ты ведь сам видел мужчин клана д’ Бре, я обязан был пожалеть бедную девочку.

– А как на это отреагировала ее сестра? – испытующе глядя в глаза напарнику, уточил Сергей.

– С пониманием. – спокойно сообщил вампир. – Ведь это традиция, Амели имела право выбрать любого.

Донцов с трудом мог приставить себе, как подобное вообще возможно. И в отношении двух сестер, и в отношении самого Стаса, но ему стало очень жаль юную Амели. Трудно было даже предположить, что она чувствовала в тот момент. И особенно после.

– Теперь все ясно. – мрачно буркнул он, стараясь изобразить сарказм. – Первая любовь не забывается.

Тотский напротив, приобрел мечтательное выражение и, вновь затянувшись подозрительной сигаретой, произнес с легкой улыбкой:

– Амели было ровно двадцать. Такая хрупкая и нежная, как цветок белой орхидеи. После инициации она стала живым воплощением совершенства. Как жаль, что столько времени упущено зря.

– Да уж. Ты тридцать лет не видел влюбленную в тебя девушку, боясь гнева Каспиана. – не скрывая осуждения, подытожил Сергей. – А она любила тебя все это время, непонятно за что.