Над Борисом, соткавшись из нитей, которые тянула к себе Клавдия, повисла вдруг ещё одна проекция — полупрозрачное лицо. На нас смотрел доктор Юнг.
Клавдия взвизгнула, отшатнулась. Прижалась ко мне. Я задвинул девушку за спину, мою руку обвила цепь.
— Что за… — начал было Вова.
Но не договорил. В ужасе уставился на то, как меняется призрачное лицо Юнга.
Как оно превращается сначала в лицо Марии Петровны Алмазовой, потом в незнакомого господина в цилиндре, потом в сморщенного старика-китайца. Непрерывно сменяющие друг друга личины искажались гримасами — они то смеялись, то кривились, то заходились в безмолвном крике. Будто Юнг не мог определиться ни с собственным образом, ни с выражением лица и пустил этот процесс на самотёк. Мы наблюдали за перевоплощениями, как завороженные.
— Восхищен вашей догадливостью, Клавдия Тимофеевна, — прошелестел Юнг.
Лицо его, наконец поймавшее какой-то образ и прекратившее меняться, представляло собой жутковатую смесь. Верхняя часть — Мария Петровна Алмазова, её огромные глаза, тонкие брови и пышная прическа. А нижняя часть — гладко выбритые щёки и закрученные штопором усы неизвестного господина.
— Недаром я считал и продолжаю считать вас своей лучшей ученицей, Клавдия Тимофеевна. Однако, хочу заметить: если бы к моим словам прислушивался господин Барятинский, вашему драгоценному цесаревичу сейчас ничего бы не угрожало. Да-да, любезный Константин Александрович, — теперь Юнг обращался ко мне, — когда я говорил, что мои действия направлены исключительно во благо, вы мне не поверили. Отказались от сотрудничества со мной, предпочли действовать самостоятельно. И что, спрашивается, получили в итоге? — Юнг выдержал театральную паузу. — В мир устремилась Тьма!
— Угу, — кивнул я. — Я — злодей, а ты — благодетель. Хочешь сказать, что травил несчастного пацана якобы для того, чтобы в мир не прорвалась Бездна?
Юнг протестующе заклокотал.
— Да плевать ты хотел на прорывы! — оборвал протесты я. — Ты просто выполнял другую задачу. Превратить мир в колесо с белками, кидающимися на бегу напалмом, и доить энергию на протяжении долгих лет — куда выгоднее, чем сожрать этот мир живьём в один присест. Правда?.. Вот и твой хозяин посчитал, что так выгоднее. Сколько лет вы нам отмерили? Как скоро этот мир стал бы военно-промышленной помойкой?
— На ваш век хватило бы ресурсов, дражайший Константин Александрович, — расплылся в улыбке Юнг, — не извольте сомневаться. Даже внукам и правнукам осталось бы. Этот мир удивительно богат энергией. Он — один из самых лакомых кусков. Если бы вы знали, как долго нам пришлось к нему подбираться! И как зол я был на вас — за то, что встали у меня на пути. А ведь ваш род мог бы возвыситься. Вы жили бы долго и счастливо, ни в чём не зная отказа, на протяжении многих лет! Если вам не жаль себя — взгляните на девушку, которая вас любит. Взгляните на несчастного мальчика — которого я все эти годы оберегал от чудовищной участи. Вспомните то, что вы видели сегодня в своём имении — а это ведь только начало! Прорывы будут учащаться. Они будут становиться всё масштабнее. Всё страшнее!
— Не пугай, — бросил я. — Пуганый. Я видел мир, в котором такому вот мальчику, — кивнул на Бориса, — не оставили бы ни единого шанса на то, чтобы выжить. Его слабому эмбриону просто не позволили бы развиться. Матери не позволили бы родить. А если бы такой ребёнок каким-то чудом появился на свет, его век был бы чрезвычайно коротким. До первого медицинского осмотра, не дольше.
— Господи, Костя! — Клавдия вздрогнула. — Какой ужас, что ты такое говоришь?
— Книжки фантастические читал, — буркнул я. — Пересказываю. И не хочу, чтобы мир, который окружает меня здесь, превратился в такой же.
Юнг снисходительно улыбнулся.
— Удел больных и немощных незавиден во всех мирах, Константин Александрович, — проскрипел он. — Но к вам-то это не имеет никакого отношения. Уж вам лично — грех жаловаться на немощь! Даже сейчас, в ваши юные годы, вы сильнее и могущественнее, чем многие взрослые маги. И для вас ещё не поздно прислушаться ко мне. Сейчас, когда вы своими глазами заглянули в Бездну и увидели, что вам грозит…
— Пошёл вон! — рявкнул я.
Понял вдруг, для чего он заговаривает мне зубы. Увидел, что астральное тело цесаревича, над которым сияет нелепая рожа Юнга, крепчает и всё сильнее наливается светом. Почувствовал, что мной овладевает странная сонливость.
Увидел, что Вова повалился на кушетку, стоящую у стены — и повалился, наверное, давно. А Клавдия, с полузакрытыми глазами, начала странно покачиваться с мысков на пятки. Мне и самому нестерпимо захотелось зевнуть. Закрыть глаза, прилечь — всё равно куда, хоть на пол…
Выдернуть себя из этого состояния удалось с трудом.
— Опусти проекцию! — рявкнул на Клавдию я.
Она посмотрела так, будто только что впервые меня увидела. Будто вообще не соображала, на кого смотрит.
Я схватил её за плечи, встряхнул.
— Опусти проекцию обратно в тело! Слышишь?!
Усилием воли, тратя силы ещё и на то, чтобы противостоять Юнгу, я направил Клавдии свою энергию.
Помогло. Голубые глаза обрели осмысленность.