Вокабула

– А метка (магическое рабское клеймо)? Да каждый встречный-поперечный будет считать своим священным долгом вернуть сбежавшую собственность ее владельцу! Ну, или хотя бы голову принести, мол, отомстил за ваше попранное достоинство и все такое – где-то тут было яблоко.

– А, ты про это? – наконец дошло до Мальтока. – Так долгое воздействие на метку любого типа магии разрушает ее.

– В том-то и соль, – горько усмехнулась я. – Вы же знаете, что всех рабов проверяют на наличие даже мельчайших крупиц этой самой магии… Поэтому больше половины рабов нашего лагеря и щеголяет в кабаварах или, если проще, антимагических ошейниках.

– Да знаю, и чт… – взглянув на мою шею, осекся Мальток. – Ты не маг?!

– Ага, – улыбнулась я, вгрызаясь в, наконец найденное яблоко. – Даже родители были в шоке. У нас, знаете ли, многие обладают не то что одним талантом, а чаще всего все-таки двумя или тремя. У некоторых их так вообще пять!

– И все вакши… вакишики такие? – удивился надзиратель.

– Ну да, – ответила я. – Мы не люди, которые довольствуются только одним магическим даром. Для нас обыденность это когда в семье рождается ребенок с тремя талантами.

– Невероятно, – выдохнул Мальток. – Но… Но ведь даже с меткой можно уйти подальше… Даже в горы… И жить там! – все никак не мог успокоиться надзиратель.

– Да можно, – согласилась я, поудобнее устроившись на кровати. – Правда, это тоже не вариант.

– Почему?!

– В горах я смогу выжить только в шкуре зверя, но эт…

– Ну и ладно, главное же выжить! – перебил меня Мальток.

– Не согласна, – отрицательно покачала я головой. – Открою вам еще один наш секрет… Чем дольше вакишики находятся в образе зверя, тем больше они теряют человеческих воспоминаний. И порой вообще забывают, что когда-то были людьми.

– Как? – охнул мой собеседник. – Совсем?

– Да, – спокойно ответила я. – Поэтому вакишики стараются как можно реже использовать полную трансформацию и чаще орудовать все-таки оружием.

– Это, конечно, весьма обидно, но… Но по сравнению с жизнью… Я думаю, человеческие воспоминания ничего не стоят, – серьезно произнес Мальток.

– Не согласна, – тихо произнесла я.

– Что? Почему?

– Потому что каждый прожитый миг бесценен…

– И даже плохой? Болезненная рана? Неизлечимая болезнь? Безответная любовь? Смерть родных? Все это тоже бесценно?

– Да тоже, – весело ответила я. – И все из-за того, что если не будет таких печальных моментов, то мы не заметим и радостных.

– Я думаю это глупо, – стоял на своем надзиратель.

– Да возможно, – пожала я плечами. – Но вот в чем загадка… Мы, те, кто живет несколько сотен лет, дорожим каждой секундой своей жизни, стараясь запомнить все в мельчайших подробностях. А вы? Людям отведено все лишь пару десятков лет, а вы так бездумно раскидываетесь своей памятью. Предпочитая забывать все: и хорошее, и плохое. Ничего не цените и не любите. Все, что для вас важно – одномоментно. Вечность не для вас…

Из-за двери послышался громкий крик и детский плач. Уши моментально определили виновных – Огируяцу и, похоже, новенькая девочка. Когти моментально впились в ладони рук. Хвост бешено забил-замельтешил по кровати.

– Эхисар с эхисиром, вернуться часа через четыре, – как бы невзначай заметил Мальток. – И если решишь снова покалечить надзирателя, делай это хотя бы без свидетелей. Если тебя никто не увидит, то я прикрою. А если заметят, но не обессудь, своя шкура дороже.

– Да без проблем! – улыбнулась я и, подхватив протянутый надзирателем ключ, вышла из комнаты.

Долго искать причину если не всех, то многих моих бед, не пришлось. Выйдя на улицу, я, под удивленные взгляды рабов, прошла прямо к женским комнатам. В одной из них, той, в которой я и жила, были две женщины, штопающие одежду, и Огируяцу, заставляющий маленькую девочку делать ему массаж ног. Как сдержалась и не прибила его прямо тут – не знаю. Но увидев меня в дверном проеме, надзиратель вздрогнул и заметно побледнел. Рука, поднятая, видимо для удара, медленно опустилась. Не торопясь я прошла в комнату и, встав посередине, негромко сказала:

– Все вон, – как ни странно, но женщины подчинились. А вот девочка… Она так и осталась сидеть у ног Огируяцу, прямо, как собака.

– Ты, я смотрю, совсем от рук отбилась, – поганенько улыбнулся надзиратель. – Давно я тебя не порол, но это поправимо. Вот сей…

– Малышка, выйди-ка на пару минут, – обратилась я к девочке. Та, вздрогнув и испуганно посмотрев сначала на Огируяцу, а потом на меня, все-таки вышла.

– Ты же понимаешь, что это тебе так просто с рук не сойдет? – после того, как за девочкой закрылась дверь, спросил надзиратель.

– Не сойдет что? – улыбнулась я и тут же, за пару мгновений преодолев разделяющее нас расстояние, прижала его к стене, приподняв над полом. – Это?