Вокалистка

– Вот ты где. А я тебя ищу, Уголек, – говорил Самородов, быстро приближаясь к ней.

– Не топчись, дай высохнуть! – вырвалось у нее, а на душе потеплело: Антон вернулся к ней.

– Тебя лишили премии – это нечестно, – возмущался звукооператор. – Ты спасла директорскую задницу от провала, а Лисовский, гнида…

– Я спасала тебя, – призналась Сана.

– И пьяницу Смирницкого ты выручила, а теперь за ним убираешь. Это чудовищно! – Антон взял девушку под локоть. – Мы должны восстановить справедливость. Я знаю, как.

Сана по привычке выворачивала голову вправо, а Антон заглядывал ей в глаза, не смущаясь уродливого шрама. Он говорил эмоционально, но тихо, по-заговорщицки:

– Помнишь, как вчера Курашвили разговаривал с женой? Он директор мясокомбината. Эта такая должность, где без махинаций никак. Он стопудово ворует! В любой момент к нему могут прийти с проверкой, и тогда, если не даст взятку – тюрьма.

Сана пожала плечами: что ей с того?

– Это прелюдия, – продолжил Антон. – Для нас самое главное, что Курашвили ищет нового водителя и называет жену, помнишь, как?

– Цыпа моя бархатная.

– Вот-вот! Это наш шанс!

– Ты о чем, Антон? – прямо спросила Сана.

Она ждала, что он будет вспоминать вчерашний вечер, снова похвалит ее, а может, принесет подарок, ведь у него столько классных штучек для женской красоты. Но мысли Самородова вертелись вокруг директора мясокомбината.

– Представь, сегодня у Курашвили проверка из прокуратуры. Выявили хищения, прищучили так, что не отвертеться. Все – прощай свобода! Единственный вариант, дать много денег, чтобы замять это дело. И он звонит жене.

– Пусть звонит. Зачем ты мне об этом рассказываешь?

– Еще не догадалась? – Антон подмигнул. – Потому что бархатной цыпе голосом перепуганного Курашвили должна позвонить ты, Уголек.

– Я!? – окончательно растерялась Сана.

– Тише, нас могут услышать. – Антон отвел Сану за колонну и продолжил: – Это первая часть моего плана, а дальше я стану новым водителем Курашвили.

– Ты уйдешь из театра? – испугалась Сана.

Антон растолковал ей свой план – дерзкий, почти безумный, а она слушала его и радовалась: он не уходит, она нужна ему, они снова вместе.

– Ты согласна? – спросил он, нежно взяв ее за руку.

В фильмах так спрашивают девушку, когда делают предложение любви и сердца. Сана обожала ходить в кино, в зале темно, ее лица не видно. На большом экране ее притягивал и пугал крупный план, влюбленные, как зачарованные, смотрят глаза в глаза – ужас, если представить себя на месте актрисы. А еще ей запомнилась фраза, что влюбленные не замечают недостатков. Сейчас Антон смотрел ей в лицо, как на обычную девушку, которая ему нравится.

– Когда? – спросила она.

Через полчаса они вышли на улицу, заперлись в будке телефона-автомата. Антон набрал домашний номер семьи Курашвили и передал трубку Сане, повторяя инструкцию:

– Говори быстро и требовательно, пресекай вопросы и сразу вешай трубку.

– Алло? – ответил вальяжный женский голос.

Сана узнала жену Курашвили и заговорила испуганным голосом директора мясокомбината:

– Это я, Цыпа моя бархатная. У меня проверка на комбинате, из прокуратуры пришли, глубоко копают. Да не перебивай ты меня, а внимательно слушай! Я должен срочно дать взятку – иначе тюрьма. Другого варианта нет. Короче, сделаешь так! Сейчас пошлю к тебе своего нового водителя, Гришу, отдашь ему все наши деньги. Где взять, сама знаешь. Все отдай! Срочно! Не паникуй и никому не звони, я еще заработаю. Главное – сегодня откупиться.

Сана повесила трубку.

– Ух! – выдохнул Самородов. – Полдела сделано. Я помчался к Цыпе.

– Она же тебя запомнит, – встревожилась Сана.

– Мы не где-нибудь, а в театре работаем. – Антон достал из приготовленного портфеля парик и усы соломенного цвета. Загримировался и спросил: – Как тебе водитель Гриша?

Еще в театре он сменил кроссовки и джинсы на безликие брюки и туфли и сейчас действительно напоминал моложавого шофера.

– Ты здорово ее напугала, заставила паниковать, в таком состоянии она меня не запомнит, – заверил Антон.

Женщины пугливые, согласилась Сана. Она сама жутко переволновалась, пока Антона не было. Продолжая уборку, она абстрагировалась от плеска воды, шуршания швабры, окриков начальства. Сана прислушивалась ко всем шагам в округе в надежде распознать те единственные, которые вернут ей спокойствие. Тысячи шагов мужчин и женщин, молодых и старых, худых и толстых, куда-то спешащих и топчущихся на месте словно радиоволны пронзали ее организм.

Наконец, среди бесполезного шума она услышала, как Антон приближается к театру. Звук его шагов чуть изменился, он нес тяжелый портфель.

Сана продолжала тереть пол, не поднимая головы. Антон требовал, чтобы она вела себя, как обычно. Вот он вошел в театр, поднялся по лестнице и заперся в своей комнате. Сана слышала, как он открыл портфель, зашуршал содержимым. Затем опустился на стул и сказал для нее:

– Уголек, у нас получилось. У нас куча денег!

Сана находилась двумя этажами ниже, но услышала послание.

Вечером директор мясокомбината приехал домой, немного уставший, как всегда с пакетом мясных деликатесов.