Вокруг Петербурга

Бессмысленно было обращаться и к царю. Он знал и молчаливо поощрял действия институтских властей. Об этом свидетельствует эпизод, рассказанный воспитанником Малаховским. Однажды царь посетил институт и потребовал, как полагалось, пробу пищи. Зачерпнув ложку щей, он с трудом проглотил их, но лицемерно одобрил. Царица, пригубив щи, тут же их выплюнула и всё-таки поспешно заметила: «Действительно, очень вкусно».

В общем, жизнь воспитанников была поистине хуже собачьей. Это не только образное сравнение. На их суточное довольствие, например, давалось по 14 копеек, из которых не малую толику крали институтские экономы. На питание же каждой из пяти принадлежащих царице японских собачек, содержавшихся в особом гатчинском «пансионе» под присмотром «мужика», отпускалось по 20 копеек.

А вскоре произошло другое событие. Оно свершилось почти незаметно для горожан, но стало крупной вехой в истории города. В нем сказались те изменения, которые происходили в стране после крестьянской реформы 1861 года, когда ускорилось развитие капитализма и на арену политической борьбы начал выходить рабочий класс.

Известный русский металлург А.С. Лавров в 1874 году основал в Мариенбурге меднолитейный завод. Первое промышленное предприятие города было поначалу невелико (здесь занимались литьем колоколов), но с организацией капиталистического производства в Гатчине появились рабочие. И это обстоятельство, как мы увидим дальше, имело решающее значение для борьбы с гатчинскими самодержавными порядками.

1 марта 1881 года в Петербурге бомбой народовольца И.И. Гриневицкого был убит Александр II. Спустя месяц его преемник – Александр III, насмерть напуганный террором «Народной воли», скрылся в Гатчине – самом отдаленном пригороде столицы, за стенами отдельно стоявшего Гатчинского дворца. В течение тринадцати лет отсюда направлялась правительственная политика жесточайшей реакции.

Из 528 помещений дворца для царской семьи были выбраны три низких, полутемных комнаты в антресольном этаже, где хозяева создали подлинно мещанский уют с ситцевыми занавесочками на окнах, вышитыми диванными подушечками, прилепленными к стенам дешевыми литографированными открытками. «Эти «апартаменты», по мнению царских телохранителей, имели бесценное достоинство: все они выходили в круговой коридор, что облегчало охрану. Срочно заложили подземный ход из здания и установили сложную систему секретной сигнализации.

Во дворце организовали 11 внутренних и 19 наружных постов охраны, на которые ежедневно наряжалось из Кирасирского полка 107 солдат и офицеров. Помимо этого, специально выделенный полуэскадрон выставлял 2 постоянных поста и высылал 2 разъезда с офицерами. Охрану парка и «Зверинца» несли назначенные от полка 4 офицера с 70 конными рядовыми. В конце марта 1881 года в помощь кирасирам прибыли казаки.

Была поднята на ноги вся гатчинская полиция. Потерявший покой полицмейстер усилил надзор за населением, разбросав по городу сложную сеть слежки и шпионажа. С 1882 года для усиления полиции в ночное время каждый день посылался наряд из 21 солдата при унтер-офицере.

Не полагаясь на стену штыков и отряды шпиков, преданный страж и советник Александра III, обер-прокурор синода Победоносцев составил обстоятельную инструкцию, где перечислял всё, что царь должен повседневно делать, чтобы уберечь себя от смерти. «Наблюдать каждый вечер, осматривая под мебелью, всё ли в порядке», – гласил один из пунктов инструкции. Сами по себе эти правила поведения блестяще характеризуют гатчинское бытие «обожаемого монарха», который вынужден был перед сном заглянуть под кровать в поисках террориста.

Так жил в вечном страхе за свою «августейшую» жизнь «содержащийся в Гатчине военнопленный революции». «Ужасный, страшный год приходит к концу, начинается новый, – с отчаянием писал он Победоносцеву в канун 1882 года, – а что ожидает нас впереди?»

Город 1880-х годов имел 830 жилых и 712 хозяйственных построек, насчитывал 11 455 жителей, причем более половины горожан составляли войска, купцы и мещане. На содержание дворца уходило в 20 раз больше средств, чем на общегородские нужды. «Промышленность» представляли завод Лаврова да 32 карликовые мастерские и кузницы. В 1887 году было всего 130 рабочих.

Чем был богат город, так это трактирами, «ренсковыми погребами» и прочими питейными заведениями: их насчитывалось 62, или по одному на каждых 116 мужчин. Учителей же было значительно меньше; в 1895 году один педагог приходился на 526 жителей. Население наполовину было неграмотным.

Обилие заведений, где продажа вина «сопровождается постоянным криком, шумом, песнями с гармониками, буйством и другими безобразиями», очень озаботило начальника дворцового управления. Он предлагал царю уменьшить вдвое число этих злачных мест. Но, разумеется, к этому его толкала не забота о здоровье гатчинцев.