В одну из весен весь польский юго-запад сделался добычею страха. Пронесся слух: «Запорожцы! Показались запорожцы!» Все, кто мог спасаться – спасался. Но часто бывало, что козаки возникали в тех местах, где их менее всего могли ожидать, возникали вдруг, являясь ниоткуда, – и все тогда прощалось с жизнью.
Пожары охватывали деревни, скот и лошади, которые не угонялись за ватагой, убивались тут же на месте. Дыбом становились волосы от свидетельств свирепости запорожцев: разбитые о стены домов младенцы, отрезанные груди женщин, содранная с мужчин кожа. Не одни белоснежные руки поднимались из огнистого пламени к небесам, сопровождаемые криками, от которых содрогнулась бы сама земля, земля, но не козацкое сердце. Не внимали мольбам жестокие козаки, и, поднимая копьями младенцев, кидали в огонь к матерям.
– Ничего не жалеть, – приговаривали седоусые полковники, и по слову их совершали ватаги свое хмельное лиходейство.
Невиданным злодеяниям своим всегда находили козаки смысл и оправдание. Коль попадался на их пути татарский стан, говорили, что воюют за святую православную веру, чтоб долго стояла она на погибель всему басурманству. А ежели налетали на польский город или окружали монастырь, то пили сперва по чарке пенной горелки за всех христиан, какие ни есть на свете, а после кляли вражьих ляхов, продажных псяюхов, панских недовертков, жирных ксендзов католических и, перекрестясь, пускали дымом и разором вредное маетство.
По свидетельству историков, в промежутках между набегами козаки почитали скучным заниматься изучением какой-нибудь дисциплины или выполнением какой-нибудь работы: кроме разве стрельбы в цель да изредка конной скачки и гоньбы за зверем в степях-лугах: все прочее время отдавалось пьяной гульбе – признаку широкого размета душевной воли. То был бешеный разлив веселости, не ограниченной ничем и никем: козаки забывали родных, плевали на свое прошлое, на мать, породившую их, на воспитавшего отца, и не было у них ни угла, ни кола, ни семейства, кроме таких же, как и они, беспечных бражников.
Гульба продолжалась с утра до вечера, пока в карманах звенела возможность, и награбленное в походе добро не стало еще добычей шинкарей и торгашей. А как заканчивалось добро, собирались козаки в новый набег, потому как негоже доброму человеку быть без битвы, и все одно с кем воевать, только бы воевать.
Первоначальная история козаков связана с Черными Клобуками (колпаками) – наемниками, которые несли службу в северочерноморских колониях Генуи или пополняли дружины крымских ханов. В рядах тех и других, заметную роль играли ближайшие потомки Торков и Берендеев, известные летописцу, как народы турецкого происхождения, поэтому принятое ими христианство имело наносной характер. Оттого и недороги были вольному бешенству ни монастыри католические, ни девы монашеские, хоть и звались они христианами и поклонялись тому же богу.
По другой, «звездной» версии, козацкое название запорожцев связывают с козой – нимфой Амалтеей, выкормившей своим молоком маленького Зевса.
– Ходила коза между горами, перевернулась догоры ногами, – поется в одной колядке. Речь здесь идет не о земном животном, а о созвездии Орион, называемом в народе Козарями. Отсюда прослеживают связь между небесными козарями и земными сечевыми казаками – в древности не воинами, а пастухами коз».
Я остановился и внимательно оглядел комнату. Дед вахтер незаметно присоединился к публике и сидел у самой двери, степенно оглаживая седую бороду. Ребята слушали, затаив дыхание. Откуда взялось в этом заброшенном городке столько веры и заинтересованности? Такое не возникает на пустом месте, значит, кто-то неплохо поработал и продолжает работать в Николаеве. Но кто? Неужели Мотл не знает? Поднять такую волну может только профессионал высочайшего уровня, как же он ускользнул от внимания Мотла?
Тут возможны два варианта: либо профессионал сумел укрыться даже от Мотла, а это значит – перед нами Мастер, возможно, тот самый, которого я ищу, либо Мотл все прекрасно знает и в сговоре с ним водит меня за нос. Хотя возможно и то, и другое вместе. Но вернемся к рассказу.
«Для чего я излагаю вам все эти сведения? А вот для чего: с высоты истории, рассматривая события давно минувших дней, нам часто кажется, будто на месте героев повествования мы бы повели себя совершенно по-иному. Ошибки кажутся очевидными, а ответы однозначными.
Но это далеко не так, чтобы понять, почему милитанты решились преступить законы Мастеров, нужно вдохнуть дым пожарищ, услышать стоны посаженых на кол, увидеть слезы мужей, на глазах у которых бесчестили жен и дочерей.
Козаки показались под городом, обложили, перекрыли все входы и выходы, и, протянув вкруг свои телеги, полезли на приступ. Но гарнизон встретил их залпами картечи, в головы козаков полетели горшки с золой и мешки с песком. Не одна буйная голова понурилась, уронив чуприну на сыру землю, многих недосчитались вечером в куренях. Козаки не любили иметь дело с крепостями, вести осаду было не по их части, то ли дело налететь лавой на перепуганных монахов или громить слободу.