Вокруг себя был никто

– Восемь, девять, десять, – тебя колышет? Ты-то сам можешь королем стать или миллионером на крайний случай? И близко не можешь, и я не могу, вот от этого иногда волком выть хочется, сколько ни бейся, а выше колбасных обрезков не прыгнешь.

Тонко заверещал сотовый телефон. Филька извлек из кармана куртки крошечный аппаратик, хищно глянул на табло, одобрительно кивнул и поднес его к уху.

– Извини, оторвусь на минуту.

– Уже извинил.

Слегка отвернувшись, Филька завел разговор, состоявший преимущественно из междометий. Бедный Филька! Тяжело жить в мире, заполненном дерьмом, подонками и паскудными лепилами. У психометриста совершено иное отношение к окружающим.

«Все происходящее зависит только от меня самого, – не уставал повторять Ведущий, – от того, как я продвигаюсь, как изменяю, улучшаю себя. Чтобы исправить мои недостатки, Космос направляет посланников, их работа – показать мне мои же изъяны, подтолкнуть меня к пониманию. Человек привык бегать по знакомым дорожкам, сойти с них без хорошего толчка почти невозможно.

А если так, то на кого тогда сердиться, почему обижаться? Присмотрись хорошенько и увидишь: зло, на самом деле, скрытое добро, понять которое ты пока не в состоянии. Если принять любую напасть как урок и постараться понять, какие несовершенства моей души вызвали его к жизни, мир оборачивается другой стороной.

Человек ненавидит, когда у него есть привязка. Я люблю кого-то, а некто мешает мне реализовать мое чувство – тогда и появляется ненависть. Но если ты ни к чему не привязан, ненависти нет места.

Психометрист находится в этом мире, но выше его. Ногами он стоит на земле, а головой уходит за облака. Если камушек попадает в ботинок, не станем же мы ненавидеть и обижаться на камушек? Выбросить его вон и продолжить путь».

Филька закончил разговор и спрятал аппарат.

– Извини, жена беспокоится, домой зовет. Эти телефоны – и удобство, и сплошное наказание: ни скрыться, ни спрятаться – отключишь, почему отключил, не ответишь, почему промолчал?

–Так ты женат? Вот так новость. Поздравляю! Когда сочетался, кто счастливица?

– Да я не сочетался, просто живу. Хорошая девка, красавица, умная, как два университета, может, и женюсь со временем, а пока живем вместе. Женой называю, чтоб не обижалась, но это мне не мешает, ежели кто попадется, ну, в общем, ты понимаешь…

– Понимаю, но не сочувствую.

Филька подозвал официанта, небрежно расплатился. Мы вышли в холл.

– Братишка, вот моя визитка, – Филька протянул кусочек картона. – Разберись тут со своими психами и позвони, я тебе покажу новую Одессу.

– Филька, телки твои мне не нужны, в ресторанах я пью только воду. Что ты можешь мне показать?

– Ты не болтай, а позвони, я твой самый близкий родственник в этом городе, не забывай.

– Прав, прав. Позвоню, обещаю.

– Давай, братишка!

Филька снова сгреб меня в объятия и, обдавая запахами вина и «Эгоиста», крепко похлопал по спине.

– Рад, очень рад встрече. Так позвони, я жду.

– Позвоню.

Я вернулся в номер и обессиленно опустился в кресло. Столько событий за один день. Лечь в постель и забыться до утра? Нет-нет, ни в коем случае. Во-первых, записать все события дня. Во-вторых, упражнения. И в третьих, уже в постели – история реховотской крепости.

История реховотской крепости

Луи де Кафарелли похоронен вместе со своими солдатами на въезде в Акко. Слава прошла мимо него, совсем рядом, но все-таки мимо. Он не успел стать ни королем Италии, как обещал ему Бонапарт, ни даже маршалом.

Незадолго до смерти генерал пришел в сознание. Возле постели никого не оказалось, штурм Акко был в самом разгаре. Кафарелли с трудом вытащил из-под подушки заряженный пистолет и выстрелил в окно. Денщик, прибежавший на звук выстрела, был последним, кто разговаривал с генералом. Кафарелли завещал оружие, ордена и имущество ветеранам своей дивизии, а бумаги попросил передать лично Талейрану. Благодаря исполнительности денщика, в архивах французского министерства иностранных дел оказался дневник Кафарелли.

«Я выехал из Яффо на арбе, влекомой двумя ослами, закутанный с ног до головы в арабскую одежду. Ткань хранила запах предыдущего хозяина, и к острому духу его пота я привыкал несколько томительных минут. Впрочем, мысли о предстоящих переговорах, постоянно сменяемые милым образом Клари, довольно быстро перевели мое внимание на другое.

Дорогу в Реховот, а вернее, колею в сером от пыли песке, иногда переходящем в землю неестественно красного цвета, мы одолели за световой день. На лошади этот путь занял бы не больше трех часов, но на войне медленный способ передвижения зачастую оказывается самым быстрым.