Вокруг себя был никто

Но я не забыл, их слова тоже опустились в мое сердце. Помните, для чего психометрист должен постоянно думать о одном из законов, все время крутить его в голове? Положить на сердце вовсе не означает впустить внутрь. Наше сердце закрыто, и многие вещи, полежав на нем, соскальзывают в тенистый полумрак забвения. Но бывают секунды, когда сердце приоткрывается, и оказавшееся сверху, даже случайно, даже невпопад, опускается внутрь, превращаясь в эмоциональную истину, непреложный закон наших взглядов. Нравится не нравится, люблю-ненавижу, предшествуют оценке разума: по существу, решение уже вынесено, и мозг только подыскивает обоснования. А чтобы в сердце опустились правильные понятия, нужно постоянно о них помнить.

Насколько же это не похоже на напутствие Евы! Как человек не похож на обезьяну.

Лора выслушала мою тираду, чуть кивая головой, словно соглашаясь или просто пережидая, пока я закончу. Но лишь только последнее «у» растворилось в тишине гостиничного номера, она, точно магнитофон, продолжила с того места, на котором я ее прервал.

«Ева глубоко вздохнула:

– Пора.

Она начала приподниматься со скамейки, но я, неожиданно для самой себя, удержала ее за рукав.

– Давай посидим еще немного, уж больно хорошо тут.

– Давай.

На всех концах Земли стрекотали локальные войны, тысячи людей, с кровельными улыбками ожесточения, сосредоточено убивали друг друга. Умирали в больницах старики, плакали женщины, задыхаясь от тяжести насильников, под разными флагами тонули в разных морях корабли. Ева, откинувшись на спинку скамьи, рассматривала голубя, застывшего на переплетениях плюща.

Где-то за забором стеклянно зазвонили часы. Бом-бом-бом – десять ударов. Голубь спорхнул с плюща и, зашумев крыльями, перелетел на вершину шелковицы.

– Пойдем?

– Пойдем.

Ева отперла замок, широко распахнула передо мной дверь и склонилась в поклоне:

– Входи, сестра. Сегодня твой день, запомни его надолго. Такое с нами происходит только один раз в жизни – подлинное рождение. Не физическое выделение плоти из плоти, а прорастание души. Входи и смотри.

Смотреть было на что. Вся внутренность дворницкой представляла собой один зал с высоким потолком, как видно, специально для этой цели разобрали чердак, обнажив почерневшие от времени стропила и бесстыдно-розовую изнанку черепицы. Посреди зала возвышалась пирамида, солидное сооружение, сложенное из желтого ракушечника. Высотой она была выше меня, примерно около двух метров, а в ширину занимала почти всю площадь зала. Камни грубо громоздились друг на друга, и от всего сооружения веяло дикарской силой и упрямством.

– Чувствуешь энергию? – спросила Ева.

От пирамиды действительно исходила мягкая волна, чуть ощутимое давление, похожее на ток воздуха.

– Гриша купил домик несколько лет назад и потихоньку занялся его переустройством. Он все делал сам: разбирал стены, таскал камни, строил пирамиду. Никого не подпускал, даже Лину, жену, они удивительная пара, единственная, устоявшая после откровения, наверное, потому, что детей не было. Лина первая пришла, за ней потянулся Гриша, а потом обогнал и теперь ее за собой тащит, но тайком, втихомолку, они секретные оба, роют свою ямку подальше от чужих глаз.

– Секретные?

– Скрытные, то есть, это Мастер так их назвал, ну и мы теперь повторяем. Они скоро придут, познакомишься, попробуем вместе замыкать поле вокруг пирамиды, для этого четверо нужны, на каждую грань по человеку. А теперь давай пройдем мимо каждой грани, ты прислушайся, постарайся фиксировать ощущения и, как поймешь, сразу говори мне.

Мы остановились около южной стороны пирамиды, Ева отошла в сторону, я повторила упражнения, которое раньше проделывала с маленькой пирамидкой: постаралась отрешиться от всех проблем и сосредоточиться на себе.

Получалось плохо; в голову лезли тревожные мысли: я перешла Рубикон, что теперь будет? К чему обязывает меня посвящение, как оно отразится на моих отношениях с Пашей, можно ли вернуться или дорога назад уже закрыта? Наверное, я совершила ошибку, согласившись так быстро, нужно было отложить, вернуться к Еве, попить чаю и уехать домой. Зачем я всегда тороплюсь, вот так же, с бухты-барахты выскочила за Пашу, теперь ринулась в Поток, разве мало мне опыта предыдущей спешки, потом проклюнется другая болячка и к кому тогда идти, о чем просить? Насколько искренна Ева, желает ли она мне добра, или в ее действиях замешана пока непонятная корысть?

Я украдкой бросила взгляд на Еву. Она стояла с отрешенным видом, словно прислушиваясь к только ей одной слышной музыке.

Да, видимо, я поступила опрометчиво, нужно извиниться и уйти. На бульвар, где на лавочках, шершавых от старой краски, греются пенсионеры. Сесть рядом, глядеть на залив и ни о чем не думать, просто глядеть и слушать, как медленно стучит сердце.

– Достаточно, – Ева мягко потянула меня за рукав, – перейдем на западную сторону.