Вокруг света

Сюда не приедет никакая машина, нет ни одной дороги. В этом инспектор убедился, до вечера бродя по окрестностям, просвеченным сильным, скорее горным, чем равнинным, солнцем. Иногда травы взрывались крыльями ополоумевшего тетерева. В распадке один раз пролаяла косуля. Следы лосей, косуль и кабанов то и дело попадались. Инспектор пересекал звериные узкие тропы. Но почему-то охотники сюда не заглядывали. Выстрелы звучали где-то далеко, в рощах и полях на Днепре.

Инспектор решил подсчитать количество дубов в дубраве, оказалось, больше пятидесяти молодых и старых дубов – во главе с Драконом. Вокруг нескольких дубов зеленела полянка травы, что выглядело странно посреди буроватой и серой, коричневой палитры. Эта трава так и уйдет под снег зеленой. В окрестностях инспектор не находил подобной полянки. Издалека она казалась изумрудным кругом. Это, да еще фигура Дуба-уродца придавали месту особенный колорит. «Настоящие места чем-нибудь отмечены», – подумал инспектор. Ну, а вся местность отмечена поэтическим гением и воинским бесстрашием, две фигуры стоят над нею символами: Твардовский и Меркурий.

Погрев руки над затухающими углями костра, инспектор встал и отправился в палатку. Над кронами сверкали грозно звезды. «Моя музыкальная палатка», – подумал инспектор. В Китае в древности существовала Музыкальная палата, дом музыки. Над входом в нее можно было бы начертать речение Конфуция: «Ум образовывается чтением од, характер воспитывается правилами поведения, окончательное же образование дает музыка».

Девочка, дочь соседки бабушки в Кульдже, играла на флейте. Инспектор помнит, как она, музицируя, иногда раздражалась и выплевывала какие-то резкие яростные звуки, как будто перечеркивала полотно кистью с огненными красками, и во все стороны летели обжигающие брызги. Затем она снова настраивалась и прилежно вела ту мелодию, которую ей задали в музыкальной школе. Инспектор видел ее несколько раз. Она была высокой, черноглазой, с медными волосами. Инспектор, тогда семилетний мальчик, боялся к ней подойти и заговорить. А потом ее отца арестовали, он был уйгур и занимался подпольной деятельностью. Некоторые уйгуры мечтают о возрождении Уйгурстана, или Восточного Туркестана. Флейта надолго умолкла, а потом однажды осенним вечером разрыдалась… Инспектору кажется, что это ему приснилось. Утром в соседский дом переехали другие жильцы, а девочка с матерью куда-то уехали или были увезены. Больше о них не было никаких известий. Флейта и осталась навсегда музыкой Кульджи, городка его детства. Флейтистка Гюзель с медными толстыми косами и кофейными глазами ему иногда снится. Да и детство у бабушки, фиолетовые горы Тянь-Шаня, пыльные ветры степи, повозки с арбузами и дынями на каменистых дорогах, отары, орлы на белых валунах, синие бабочки и какие-то странные жуки со светящимися усами – все это лишь наваждение, чужие даже, а не его сны, чья-то судьба… Но она ему и досталась на самом деле. А сейчас он в экспедиции в поисках чужих судеб, чужих ароматов, чужой музыки. Таковы обязанности инспектора земельного комитета Поднебесной. Удивился бы тот таксист, узнав, что везет этого странного землемера. То, что таксисту кажется обычным, для землемера – экзотика: полустанок среди рощ и полей, Ельнинская дорога, деревня Долгомостье, Днепр, Арефинская гора, родник, ручей Городец, эти деревья с черными ветвями, мерцающие между ними звезды, запах палой листвы.

Есть что-то общее у музыки и аромата. И вчерашняя музыка Чайковского сильнейший аромат этой земли, осени. И на самом деле она всегда сегодняшняя. Хотя и музыка девятнадцатого, определяющего для русской культуры, века. И в нее можно войти, как вот в эту палатку. Мгновенно она показалась инспектору магической, и он задержался у входа. Палатка представилась ему местом, соприкасающимся с бесконечностью, беспредельностью.

Инспектор склонился и проник внутрь.

В этот вечер он слушал Глинку, и это уже было теплее, как говорится в детской игре с запрятанными вещами или спрятавшимися участниками. У поэта есть лучезарная строфа: «Здравствуй, пестрая осинка, / Ранней осени краса, / Здравствуй, Ельня, здравствуй, Глинка, / Здравствуй, речка Лучеса». К Ельне и ведет большак, по которому шел от полустанка Долгомостье инспектор, большак и называется Ельнинским. За Ельней родовое поместье композитора Глинки. Отсюда это километров сто.

Строфа поэта, как будто омытая дождем, сверкает и звучит какой-то необычайной музыкой, детской, волшебной, утренней, гимнической. В ней движение и ликование.