Вокруг света на 'Полонезе'

Ветер меняет направление, и я ставлю вместо спинакера нейлоновую геную. Впрочем, и этот парус совершенно "неуместен" вблизи Горна. Незадолго до наступления сумерек показалась... земля! В нежной серой дымке вырисовывается неровная линия горной цепи, а на ней белые пятна ледников. Откровенно говоря, только ледники и видно четко, хотя о хорошей видимости на таком расстоянии не может быть и речи. Картина кажется настолько нереальной, что я отворачиваюсь и смотрю в другую сторону - на юг: нет ли горной цепи и там? Спустя несколько минут снова смотрю в прежнем направлении, но уже ничего не вижу. А ведь только что на северо-востоке были горы! Хватаю бинокль и облегченно вздыхаю - не привиделось... Какие это острова, я точно не знаю, но по карте определяю, что до острова Ильдефонсо 25 миль, до Диего-Рамирес - 60 и до Горна - 90 миль.

Ветер усиливается на балл, но паруса я не меняю. Пока не взошла луна, ищу на небе какую-нибудь знакомую звезду. У раскоряченного рыцаря Ориона висит на поясе трехзвездный меч. Звезда посередине - это Альнилам. Осторожно, боясь потерять, я веду ее зеркалом секстанта до уровня моря и нажимаю стопор. Делая в каюте расчеты, посматриваю на эхолот. С помощью звезды получаю одну позиционную линию, эхолот пока ничего не показывает. Южный Крест закрыт облаками, а луна еще не взошла.

Размышляю, какое тут может быть течение. В темноте притаился Ильдефонсо - он должен быть уже на траверзе. Перед тем, как спуститься сумеркам, я разговаривал с радиолюбителем с острова Диего-Рамирес и попросил его оставить свет в окне. Мне хотелось увидеть этот остров и поточнее определить свои координаты. Вместе с тем я опасался заметить его слишком поздно, когда уже не избежать встречи с его скалами. Однако курса не стал менять.

Глаза слезятся от напряжения, соленые брызги разлетаются по палубе, ото льдов тянет холодом. Снова в действии бинокль... Вдали вырисовывается расплывчатая полоса, более темная, чем вода и небо. Всматриваюсь в почти невидимый горизонт и убеждаюсь: на грани между морем и небом - огромный черный массив. Более того, он находится точно по курсу яхты. Чертово течение!

Поспешно выбираю паруса и устанавливаю подруливающее устройство на новый курс. "Полонез" снова "смотрит" в сторону Горна. Зловещая черная полоса отодвинулась чуть вправо. Ни домов, ни света в окне не вижу. Зато край острова Диего-Рамирес и несколько маленьких островков... перед носом.

Снова меняю курс, но острее к ветру плыть не удается. Медленно тянется время: проскочу или не проскочу? Четко вижу пролив, разделяющий острова, через минуту маленькие островки Роса Норте сливаются с основным островом. К четырем часам утра яхта находится точно на север от него. А к восходу солнца за кормой уже ничего не видно, как будто острова Диего-Рамирес мне приснились. Впереди пока еще тоже чистая вода, но там должен быть Горн.

После завтрака я снова на палубе. На свинцовом небе к востоку засветлела полоска цвета выгоревшего апельсина: ясное небо над Атлантикой. Волнистая линия гор на горизонте внезапно выпрямилась. Черные горы на апельсиновом фоне щерили свои острые вершины. Последняя справа - мыс Горн!

Атлантика - обратный путь

Горн за кормой

"Мы выбрали путь мимо Горна, где господствуют неистовые западные ветры и где парусники пробиваются сквозь штормы, чтобы попасть в более спокойные широты. Это не для них ищут каналы через материки в тропиках, сокращающие паровым судам путь из Австралии на целую тысячу миль. И не для них исследуют районы, где всегда хорошая погода, а трассы удобны и приятны скучающим пассажирам. Им нужен только ветер, и не волнует их пройденное расстояние. Они ищут не хорошей погоды, а штормовой, которая помогает им..."

Я читаю книгу Алена Виллерса "Вокруг мыса Горн" и удивляюсь тому, что мне так хорошо знакомы описываемое им поведение необузданного океана в высоких широтах, мрачное завывание ветра в такелаже, приглушенный шум разбивающихся волн... Вместе с тем сам я был в этих местах глух и слеп. Океан был для меня всего лишь белой картой, по которой передвигались с запада на восток точки, обозначавшие местоположение "Полонеза". Мощь шторма ощущалась мной по отклонению стрелки барометра, а парусность целиком определялась величиной крена и показаниями лага.

Возможно, именно так проявляется инстинкт самосохранения мореплавателя-одиночки. Только теперь, когда мыс Горн остался за кормой и "Полонез" вышел проливом Ла-Мер в Атлантику, я стал замечать море просто как море. Ровная линия горизонта, голубой цвет воды... А в Тихом океане горизонт часто холмист и волны зеленые, лишь верхушки у них посветлее, почти салатные.