Следует отметить, что эти эгоисты рассматривали войну, то есть подавление бунта и борьбу с нашествием, не иначе как с точки зрения своих интересов, оказавшихся под угрозой. Случись здесь самый обычный солдат в мундире – ведь известно, как велико значение мундира на Руси, – одного этого наверняка хватило бы, чтобы заставить купцов придержать языки. Но в вагоне, который занимал Михаил Строгов, ничто не указывало на присутствие военного, царского фельдъегеря, и он, обязанный сохранять инкогнито, ничем себя не выдал.
Таким образом, он просто слушал.
– Говорят, чая могут не подвезти, ведь его доставляют караванным путем, – вздохнул торговец, в котором по широкому, несколько потертому коричневому балахону и шапке, отделанной каракулем, можно было узнать перса.
– О, насчет чая бояться нечего, тут спада не будет, – отозвался щуплый хмурый пожилой еврей. – Те запасы, что везут на нижегородскую ярмарку, легко переправить кружным путем, через запад. К несчастью, о бухарских коврах этого не скажешь!
– Как? Вы, значит, ожидаете транспорта из Бухары? – спросил перс.
– Нет, из Самарканда, это еще рискованней! Посудите сами, можно ли рассчитывать на благополучный провоз товара по стране, которую ханы взбаламутили от Хивы до самой китайской границы?
– Что ж! – отозвался перс. – Если ковры не прибудут, полагаю, вам и пошлины не платить!
– А прибыль?! – вскричал еврей. – Ее вы ни во что не ставите?
– Вы правы, – заметил третий пассажир, – риск, что товары из центральной Азии не попадут на ярмарку, очень велик, это касается и ковров из Самарканда, и шерсти, и жиров, и восточных шалей.
– Э, папаша, вы бы поосторожнее! – насмешливо фыркнул русский пассажир. – Ваши шали жутко засалятся, если смешать их с жирами!
– Вам бы только зубы скалить! – сердито буркнул торговец, отнюдь не склонный шутить подобными вещами.
– Бросьте! Если рвать на себе волосы и посыпать голову пеплом, разве это поможет делу? – отозвался тот. – Нет, таким манером не изменить ни порядка вещей, ни спроса на товары!
– Сразу видно, что вы не торгуете! – проворчал щуплый еврей.
– Ваша правда, почтенный потомок Авраама! Я не торгую ни хмелем, ни гагачьим пухом, ни медом, ни воском, ни конопляным семенем, ни солониной, ни икрой, ни древесиной, ни шерстью, ни лентами, ни пенькой, ни льном, ни сафьяном, ни пушниной…
– Однако вы все это покупаете? – спросил перс, прерывая этот бесконечный перечень.
– Как можно меньше и только для собственного употребления, – отвечал тот, подмигивая.
– Шутник! – сказал персу еврей.
– Или соглядатай! – понизив голос, добавил перс. – Будем осторожны, лучше не болтать лишнего. В такие времена с полицией шутки плохи, а в дороге никогда не знаешь, с кем едешь!
В другом углу вагона о меркантильных предметах говорили несколько меньше, а о нашествии и его прискорбных последствиях – чуть больше.
– Сибирских лошадей реквизируют, – сказал один пассажир, – и сообщение между различными среднеазиатскими областями будет очень затруднено.
– А правда, – спросил его сосед, – что киргизы «средней орды» примкнули к нашествию?
– Так говорят, – ответил собеседник шепотом, – но кто в этой стране может похвастаться, будто знает что-либо наверняка?
– Я слышал, что войска группируются на границе с Сибирью. Донские казаки уже собрались на Волге, их пошлют против мятежных киргизов.
– Если киргизы спустились по течению Иртыша, дорога на Иркутск, должно быть, стала опасной! – вздохнул сосед. – К тому же вчера я хотел было послать телеграмму в Красноярск, так она не дошла. Скоро азиатское войско, чего доброго, отсечет от России всю восточную Сибирь!
– В общем, дорогой мой, – продолжал первый собеседник, – эти купцы правы, что опасаются за свои товары и сделки. За реквизицией лошадей последуют реквизиции судов, экипажей, всех средств передвижения. Доведут до того, что на всем пространстве империи нельзя будет шагу ступить.
– Боюсь, нижегородская ярмарка нынче завершится не с таким блеском, как начиналась! – заметил его сосед, качая головой. – Однако безопасность и неделимость имперских владений превыше всего, а торговля – не более чем торговля!
Итак, в этом вагоне все частные разговоры вертелись вокруг одной темы. Да и в других вагонах поезда происходило то же самое. Но внимательный наблюдатель заметил бы, что собеседники проявляли крайнюю осторожность, выбирая выражения. Если они порой и отваживались сослаться на какие-то факты, то никогда не заходили так далеко, чтобы предрекать либо оценивать намерения московских властей.