Вокзал

Курносенькая оказалась прирожденной актрисой. Были испробованы все возможные варианты. Не помог даже погибший муж. Все решил ребенок. С третьего захода Оксана не выдержала стенаний молодой русской матери и пошла по кабинкам других кассиров. На ее несчастье, все они уже свой личные, притыренные билеты кишиневского направления загнали. И тогда она посоветовала подойти к некоему Эдуарду. Сказать, что от нее.

Который в шляпе?

Нет, который в бейсболке «Кентукки». Так я ж у него уже просила.

Оксана повесила на свою кассу табличку и вышла. Скоро она появилась в зале в наброшенном на форму гражданском пальто и поманила «мамашу» за собой. Следом двинулись оперативники. Она подвела «мамашу» к Эдуарду.

– Эдик, у тебя сердце или камень? Я понимаю, что ты далеко не благотворительный фонд, но для меня-то можно было сделать? Я же просила…

– Впервые вижу, – возмутился Эдик. – Но для тебя, Оксаночка, всегда. Куда?

Кишинев небось?

Курносенькая кивнула и протянула сжатые в потном кулачке деньги.

Тут их и повязали. Всех.

Тимошевский Николай Павлович, полчаса любовавшийся филигранной работой сотрудницы милиции, остался доволен. Теперь можно поспешить к заветному сафьяновому ящичку.

Операция набирала обороты, но главное для него уже было сделано – Саперов будет доволен. Остальное – дело техники.

"Электричка до Твери отправится с двенадцатого пути через несколько минут.

Бабушка, если вы не поняли – это до бывшего Калинина. Да-да, теперь называется Тверь. Как во времена вашей Юности. Поторопитесь".

Глава 33

БОЦМАН

Станция. Мать. Братишка. Переполненный пульман. На соседних путях воинский эшелон. Младший ничего не понимает, а вот он, Алексей, машет нашим солдатам, рассматривает зачехленные, опущенные книзу хоботы орудий. Ему интересно все. И как у ополченцев завязаны обмотки, и где они берут гуталин, и как примкнуть штык. А потом мать послала его за кипятком к титану на станции. Он побежал, и начался ад. Небо раскололось на множество мелких цветных стеклышек, как в детском калейдоскопе. Но главное, звук, от которого все обрывалось в низу живота и нестерпимо хотелось стать маленькой мышью, забиться в уголок или щель и больше никогда-никогда не выходить оттуда. Даже к маме. Даже к братишке.

Рвануло так, что посыпались потолочные балки. Совсем рядом соседу такой балкой разнесло голову. Мальчик увидел, как она исчезла, а в лицо ему брызнуло чем-то горячим. Больше ничего не помнил. Откопали случайно. От станционного здания остались одни полутораметровые стены. Умели строить при царе. На пожарище копошились местные жители в надежде добыть из-под обломков годное для хозяйства.

Мальчик ничего не соображал. Его погрузили в вагон следующего в тыл поезда с эвакуировавшимся детским домом. Так он оказался в Перми.

Алексей сидел истуканом около костра, и на его холодное тело садилась роса. Глаза были бессмысленно открыты, и в них, отражаясь, плясали языки пламени. Колдун подкрался сзади и начал нашептывать на ухо одному ему известные слова. Затем внезапно поднял бубен и ударил в его тугую кожу.

Все. Боцман очнулся. Посмотрел вокруг ничего не видящими и непонимающими глазами. Его отвели спать. Поутру запрягли лошадь.

Собственно, дороги обратно не помнил вовсе. Очнулся только на причале. Был одет в аккуратно постиранную и зашитую форменку.

Маньчжурка подтолкнула его к трапу, где собралась уже вся команда.

Это потом лоцман скажет, как уговаривал капитана задержаться, не списывать моториста на берег, придумывал разные предлоги, а когда и это не помогло, он, самый старший, напился. А ведь его самого могли наказать в первую голову. И дождались. Алексей, молчавший всю обратную дорогу, доложился капитану судна, без единой запинки отбарабанив общепринятый текст. Без картавинки, без заикания.

И простили. Простили. Две недели на камбузе пролетели незаметно, а в Комсомольске он сразу же пошел к начальству Амурского речного пароходства.

Вот так вот, закончил свой рассказ Боцман.

– Давай еще, что ли, приложимся?

Никто не возражал, тем более была еще чекушка. О ней забыли, но ведь всему свое время.

– Да, Алексей, ваша великая страна… – начал американец.

– Только ни черта ею управлять не умеют, – перебил Профессор с горечью.

– Ты бы сумел… – сказал Боцман, и никто не понял, серьезно или нет высказался их товарищ, но Лэрри, похоже, был согласен.

– Нет, славяне, – отказался Профессор. – Для этого нужна доминантность.

– Харизма, – подсказал Боцман.

– Мне интересно, почему это уголовные психологи для своих клиентов применяют термин «доминантность», а для политиков изобрели какую-то харизму.

Так вот, кто-нибудь слышал про теорию «клевания»? Понятно. В курятнике, среди двадцати кур, одна начнет наводить порядок. Это те самые пять процентов доминантности. Среди людей то же самое явление и то же процентное содержание доминантов. Сделаем поправку на интеллект и НТР, получаем общество неравных возможностей. Те доминанты, для которых сложились обстоятельства, становятся полководцами и политиками, в других обстоятельствах доминант – преступник.