Вокзал потерянных снов

На стыках замелькали искры самых разных, самых дивных цветов. Прочертилась тугая дуга энергии, она вошла в тело Андрея, сделав его мышцы совершенно жесткими. На мгновение его окружил нестабильный нимб. Лицо исказилось изумлением и болью. Точно парализованные, Айзек, Дерхан и Ягарек смотрели на старика. Батареи гнали по сложной цепи большие стаи заряженных частиц, энергия и обработанная информация взаимодействовали в хитрых петлях обратной связи, на фемтоскопическом уровне разворачивалось сверхскоростное действо.

Приступил к выполнению своей задачи коммуникативный шлем, он улавливал выделения Андреева разума, усиливал их и фокусировал в поток мыслеформ и тауматургонов. Они со скоростью света пробегали по контуру и направлялись к воронке, бесшумно выпускавшей их в эфир.

Но были они уже не такими, как на входе. Контур успевал их обработать, прочесть, перевести на язык математических символов.

А еще через бесконечно малую долю времени в цепь ворвались два других потока.

Сначала – эмиссия Ткача, пройдя через надетый им шлем. Чуть позже ток Совета конструкций заискрил по дрянному кабелю, найденному на свалке, протянутому по улицам, подземельям и крышам, – и вошел через клапан в шлем Андрея.

Айзек видел, как мотыльки раскатывают и сворачивают языки, наугад хлещут ими по телу Ткача. Все оно испускает волны психической энергии, сообразил Айзек. Но эта энергия не такая, как у других разумных рас. Мотыльки жадно лизали и чувствовали вкус… но не получали пищи.

Ткач думал, испуская бесконечным потоком острую, но непостижимую тревогу.

Сознание его не имело слоев. У паука не было эго, контролирующего низшие функции, не было коры головного мозга, «заземлявшей» мысли. Ткачу не снились сны по ночам, он не получал посланий из дальних уголков сознания, и рассудку его не требовалась регулярная чистка от накопленного ментального мусора. Для Ткача сознание и сны были одним целым. Ткачу снилось, что он пребывает в сознании, а сознание – это его сон. Не рассудок, но бездонный котел, в котором варятся образы, желания, мысли и эмоции.

Для мотыльков это было подобно шипучему напитку – восхитительному, пьянящему, но пустому, невещественному, бескалорийному. Такими снами они питаться не могли.

И вот сознание Ткача мощным селем хлынуло по проводам в моторы. А сразу вслед за ним – поток частиц из мозга Совета конструкций.

Разум Совета работал с леденящей точностью, ничего общего с породившим его анархическим вирусом. Идеи очищались от всего лишнего, проходя множество фильтров, работавших по принципу «да-нет». Бездушный процесс этот не осложнялся желаниями или страстями. Воля к существованию и росту, и никакой психологии. Сознание созерцательное и бескрайнее, при необходимости – жестокое.

Для мотыльков Совет конструкций оставался невидимкой, поскольку имел разум, но не имел подсознания. И разум этот был лишен всякого вкуса или запаха – некалорийная, неусваиваемая пища. Как зола.

Со свалки по медным проводам в машину Айзека поступали команды, Совет стремился получить ответную информацию, стремился взять под контроль кризисную машину. Но прерыватель был надежен. Поток частиц двигался только в одну сторону. И усваивался, проходя через аналитический вычислитель.

Вскоре нужные параметры были достигнуты. Сквозь клапаны прошла череда команд. Через одну седьмую секунды началась стремительная обработка данных. Машина изучила первую входящую переменную, x

, психическую подпись Андрея. Два вспомогательных приказа пронеслись по шлангам и проводам одновременно. «Смоделировать форму входящего у», – гласил первый, и машины математически отобразили необыкновенный психический ток от Ткача. «Смоделировать форму входящего z» – и той же процедуре подверглись мощные волны мозга Совета конструкций. Аналитические вычислители вынесли за скобки масштаб исходящего сигнала и сосредоточились на парадигмах, на формах.

Две линии программирования снова собрались в тройной порядок: удвоенная волноформа входящего икс с введенными игрек и зет.

Это были исключительно сложные команды. Они были рассчитаны на мощнейшие вычислительные машины, предоставленные Советом конструкций, на сложность его программных карт. Математико-аналитические психокарты – пусть упрощенные, пусть несовершенные – стали шаблонами. Машина сравнила их друг с другом.

Разум Андрея, подобно разуму любого здорового человека, любого здорового водяного, хепри или какта, представлял собой постоянно конвульсирующее диалектическое единство сознания и подсознания, где подавлялись или перенаправлялись сны и желания, где подсознательное бесконечно воссоздавалось противоречивым, отвергающим рационализм эго. И так далее, и тому подобное. Будучи многоуровневой, нестабильной, постоянно самообновляющейся совокупностью, сознание Андрея совсем не походило на холодное логическое мышление Совета, на поэтизированное мировосприятие Ткача. Поступающий в моторы икс не был похож на игрек и не был похож на зет.