Волчара выходит на след

– Ну, правильно… Он тебя еще на подходе к хате опознал. И тут же брякнул… Кто такой Самвел?

– Помочь, что ли? – И опять, не дождавшись ответа, резко выбросил вперед руку и ткнул кавказца пальцем в глаз.

– А-а-а-а! Птатс путс! Глаз поломал! Сука-а-а! – истошно завопил «язык». Свалился на бок и, прижав руки к лицу, принялся, громко причитая, кататься по полу.

Долго ему кобениться Славкин не позволил. Поймал за шиворот. Вздернул, рванул на себя, возвращая в прежнее положение. Но пленник продолжал ругаться по-своему: «гьёт!», «зхазхтам бераникунем… ду март чессс!!!» Что-то там еще угрожающе шипел, брызжа кровавой слюной во все стороны. Лицо его перекосило. Казалось, он безостановочно подмигивает Славкину, как заведенный. Только не одним глазом, а всей этой перекошенной, переклиненной половиной лица. Чувствительный щипок за мочку уха заставил его на время замолчать.

– Ты мне тут дуру не гони! – зарычал на него Саня. – Еще раз вякнешь что-нибудь на вашей тарабарщине – я тебе нос отрежу. Понял, нет? Ты, тварь, сейчас не у себя в Черножопии, а у меня в гостях, в России-матушке… Хотя кто вас, блядей, сюда-то звал? Гости сраные… Так кто такой Самвел?

– Началник… Балшой чэловэк…

– Кто он конкретно, чурек недоношенный?.. Фамилия? На какой должности?.. Бизнесмен, может?

– Э-э-э, нэ знаю. Нэ видал…

– А врешь, шисенок… – усомнился Славкин, но неожиданно оборвал допрос, будто потеряв к пленнику всякий интерес. – Ладно… Это только время зря терять. – И, помолчав немного, поднявшись на ноги, обернулся к Мостовому: – Сколько, Андрюх, точно до Зареченска?

– Тридцать семь.

– М-да… Маловато… У нас в запасе, думаю, минут двадцать, не больше… Иван Степаныч, собирайся скоренько. Поедешь с нами. Тебе здесь тоже нельзя больше оставаться. С собой бери только самое необходимое. Деньги, документы… Сам знаешь… А у тебя вообще есть где надежно отсидеться?

– …К сыну… могу, – немного подумав, отозвался старик.

– М-м-да… Не особо-то годится… Да ладно… Пока с нами, а там посмотрим. А машина у кого поближе?

– У Витьки Фесуненко. Он егерь бывший. Да я не знаю – на ходу ли? Он же квасит почем зря… Есть еще у Петра Шепитька «Тоётка» старая. Но он навряд ли согласится. Куркулина еще тот…

– Ничего, бать, а мы его попросим… Ласково… За это не волнуйся, – рассеянно проговорил Санек и тут же резко подобрался: – Все. Метнулись! Время…

Пока они с дедом носились по хате из угла в угол, наскоряк собираясь в дорогу, Славкин спеленал пленника по рукам и ногам. А потом еще безжалостно стянул в какой-то скверный бублик. Плотно забил ему рот грязной тряпкой. Оттащил куда-то за угол бани. Мостовому не совсем понравился проведенный другом чересчур короткий и, на его взгляд, невразумительный допрос. Он бы, наверное, все-таки попытался дожать «языка». Да и вопросы задал бы другие. Выяснил бы, к примеру, «как долго вообще вся эта слежка продолжалась?» И «зачем?» Но вмешаться так и не решился. Рассудил здраво: «Саньку видней… Он же спец по этому делу… Да и времени в обрез…»

Перелезли через плетень и пошлепали огородами в сторону дома Шепитько. Не то что бежать, а просто передвигаться в сколько-нибудь быстром темпе совсем не получалось. На практически свежей пахоте ноги постоянно разъезжались, да и уже через минуту на ногах повисли «тонны» липкой грязи.

Когда отошли от хаты на пару сотен метров, Славкин спохватился:

– Вот же, блин! Зажигалку на столе забыл!

– Да и хрен с ней, Сань. У меня же есть, – недоуменно глянул Мостовой.

– Нет, Андрюш, она же памятная. Еще с Афгана… Вы бегите, а я мигом догоню.

– Саня?! – остановившись, подозрительно воззрился на него Андрей.

– Ну, ты чего? – хмыкнул Славкин. – Подумал что плохое? И зря, старик… Ты за кого меня считаешь?

И Саня действительно очень скоро их нагнал. За пять минут, не больше, обернулся. К дому хохла подходили уже втроем.

Никакого звонка у ворот этого Шепитько, конечно же, не было. Его роль исправно выполнял намеренно посаженный хозяином на слишком длинную цепь сенбернар – злобный до предела, размером с двухгодовалого теленка. Весь в репьях и колтунах слежавшейся, свалявшейся длинной шерсти. Стоило мужикам приблизиться, как он тут же метнулся к забору, ударил в него тяжелыми мощными лапами и, навалившись грудью на низкую калитку, зашелся грубым утробным лаем. Подошедший первым Славкин невольно отпрянул, отступил назад. Васькины клыки хищно лязгнули в каких-то сантиметрах от его лица.

Прошло не меньше двух минут, пока в приоткрытую дверь осторожно не выглянула голова хозяина. Он цыкнул на собаку, помедлил и бочком, явно нехотя, вылез на крыльцо – коротконогий, седовласый мужичонка в накинутой на плечи засаленной залатанной, давно уже бесцветной душегрейке. Постоял, близоруко щурясь, закрываясь рукой от солнца. И только потом спустился по ступенькам и мелкими шажками подошел к калитке.

– Дивысь, яки людины?! – радушно заблажил Шепитько, берясь за щеколду. – А я, як байстрюк у хати сижу. Ничого соби не бачу…

– Здоров, Петро, – приветствовал его Семеныч и через силу выдавил: – У меня к тебе… дело есть.