Волчье отродье

И все же постепенно в нем росла всепоглощающая жажда. Она была подобна обычной жажде, но желал он не воды. Пашке хотелось выбраться из душного сумрака церкви, а потом…

Что будет потом, он не знал. Дальнейшее тонуло в лунном сиянии. Знал только, что это именно то, что ему сейчас нужно. Он долго боролся, напоминая себе о прошлом полнолунии, о своих странных снах, о том, что он сам попросил отца Владимира помочь, что обещал матери никуда, кроме церкви, не ходить. Но наконец не выдержал:

— Ничего, с мамой я разберусь.

Отец Владимир ничего не ответил, только продолжал внимательно смотреть на Пашку. Тот побрел к выходу.

«Я не буду больше его слушать. Пусть только попробует меня удержать! Да кто он такой, чтобы я его слушался! Если он попробует меня остановить, я ударю его и убегу. Или не ударю, а…» Перед глазами мальчика внезапно промелькнула череда образов столь страшных и одновременно желанных, что он вздрогнул всем телом и прикусил губу. Рот наполнился солоноватым привкусом крови. «Если он попробует меня остановить… Пусть он только попробует…»

— Павел!

Священник окликнул его. Пашка замер напрягшись, чуть повернув голову. Сейчас отец Владимир подойдет, и…

— Я тебя прошу, не уходи! Останься, Христа ради!

Пашка шумно выдохнул. В его теле словно расслабилась взведенная пружина. В голосе священника не было принуждения — в нем звучала почти мольба. Он чем-то неуловимо напомнил Пашке голос матери, когда та просила его остаться дома. «Да что на меня нашло? И в самом деле, ну что мне делать на улице в час ночи? А отец Владимир просто за меня волнуется, да и перед матерью ему неловко…»

Неуклюже — руки и ноги слушались плохо, словно чужие, — Пашка повернулся и подошел к отцу Владимиру. И поразился тому, какой заботой о нем был полон взгляд священника. Так на него до этого смотрела только мать. Он смутился и опустил глаза.

— Что с тобой? Мерещится что-то? Может, голоса какие-нибудь слышал? Ты не бойся, скажи. Я поверю…

— Нет, со мной все в порядке.

Пашке ужасно хотелось рассказать отцу Владимиру, что с ним происходит. Но он не мог. Просто не мог признаться этому доброжелательному человеку, что только что чуть не вцепился зубами ему в горло.

— Ты остаешься?

— Пожалуй, да.

— Готов молиться дальше? Или хочешь отдохнуть? Можешь поспать на скамейке у свечного ящика. А я пока помолюсь за нас обоих.

— Нет, только не спать!

Пашка чувствовал, что во сне он ни секунды не сможет противиться лунному зову. Ослабевшие было запахи и звуки вновь терзали его обостренное восприятие.

— Ну хорошо. — Священник опустился на колени перед алтарем. — Слушай внимательно, если понимаешь, повторяй про себя или вслух. И не забывай произносить «аминь» после слов «Отца и Сына и Святого духа».

Пашка кивнул. Луна в его голове разгоралась все ярче. Скорее бы отец Владимир начал!

— Точно все в порядке?

— Да. — Собственный ответ отдавался в ушах ударом колокола. Свечи слепили глаза, заставляя сужаться слишком чувствительные зрачки. Волосы на руках поднялись дыбом. Запах ладана сводил с ума.

Но вновь зазвучали слова молитвы, и Пашка, вслушиваясь в полузнакомый язык, в спокойный тихий голос отца Владимира, понял — у него еще достаточно сил, чтобы сохранить рассудок. Пока достаточно.

…Одинокий человек шел по одной из дорожек Битцевского парка. Он часто здесь прогуливался по вечерам и не боялся ни темноты, ни хлещущего ветра, ни бледного диска луны, стремительно несущегося в пространстве и в то же время неподвижно висящего над его головой. Человеку не хотелось возвращаться домой, в привычную рутину, к жене и детям. Он наслаждался каждым глотком свежего воздуха, особенно приятного после кондиционированной сухой духоты офиса.

Погуляв так с полчаса, он поднял глаза к луне и тяжело вздохнул.

«Вот бы остаться в этом лесу навсегда», — с тоской подумал он.

Желание его было тотчас исполнено: из ближайших кустов выскочила стремительная серая тень и без промедления бросилась ему на спину. Последнее, что он слышал в своей жизни, был хриплый вой множества собачьих глоток.

Арчи придавил лапой безжизненное тело, ничком лежащее в осенней грязи. Стая безмолвствовала.

— Где Светлый? — прорычал он.

Собаки так же молча расступились и подтолкнули к вожаку новичка: некрупного пса, чем-то напоминающего хаски. Его прозвали Светлым из-за окраса: почти белая шерсть с дымчатым подшерстком.

Арчи наклонил голову, щелкнул страшными челюстями и вырвал из плеча мертвеца огромный кусок. Потом отступил в сторону. Морда его была окровавлена.

— Прими Королевскую трапезу, чтобы стать одним из нас.

Белый пес нерешительно подошел к жертве Арчи, шумно втягивая воздух и содрогаясь от непривычного пока запаха смерти.

Сбившиеся в плотную группу оборотни молча ждали.

Вдруг что-то произошло. Секундная заминка и на месте белого пса оказался стоящий на четвереньках паренек с мутным, безумным и насмерть перепуганным взглядом. Одежды на нем не было.

— Я, я не могу, — запинаясь, выговорил он, поднимаясь на ноги и прижимаясь спиной к ближайшему дереву. В сторону неподвижно лежащего мертвеца он старался не смотреть.

— Я… извините, я лучше пойду…