Хардвик убрал цилиндрик в карман куртки.
– Очередной геморрой. Ты же понимаешь, что это немного противоречит твоей просьбе о том, чтобы я держался неподалеку?
– Мне тревожно, когда тебя рядом нет. Но эта штука тревожит меня куда больше.
– Ух, я тебе не завидую, если окажется, что это гребаный фонарик.
– Кстати, этот пикап на заднем дворе, это же твой?
– Он принадлежит Эсти Морено, женщине всей моей жизни.
– Вы до сих пор вместе?
– Ты что сомневаешься в моей способности поддерживать стабильные отношения?
– Ага.
– Я дал ей список наших главных действующих лиц. Она попытается что-нибудь раскопать. Кстати, это она узнала о том, что Стекл торговал наркотиками. Она же и тачку мне одолжила. Горько было бросать “понтиак” дома, но, увы, моя любимая машина совершенно не годится для снега. А в прогнозе обещали метель. Что, кстати, напоминает мне о Мо Блумберге.
– Что?
– Совпадение. Не стоит ли нам волноваться, что бывший директор лагеря, который наверняка знает намного больше, чем рассказывает, именно сейчас уезжает в теплые края, подальше от снега?
– Я как-то и не думал об этом волноваться, но теперь, когда ты сказал, наверное, буду.
– А как насчет мамы погибшего парнишки? Ведь из всех возможных мотивов преступления, у нее самые веские основания – отомстить уродам за смерть сына?
– Я, конечно, могу не вычеркивать ее из списка. Но дело в том, что у нее был мотив убить тех троих, что были в “Брайтуотере”. Но зачем она ждала тринадцать лет? И зачем ей убивать Итана?
– Этот вопрос применим не только к Кимберли Фэллон, но и ко всякому, кто хотел бы отомстить. Я сомневаюсь, что кто-либо стал бы руководствоваться в этом деле старой пословицей “Месть – блюдо, которое нужно подавать холодным”. Так что мотив мести мне вообще кажется маловероятным.
– Не спорю, Джек. Но если это не месть, то при чем тут вообще “Брайтуотер”?
– Хрен его знает. В этом деле слишком много вопросов. И вот тебе еще один. Почему письмо, в котором Итан описывает свой сон, так и не было отправлено?
– Может быть, он собирался передать его лично в руки адресату?
– Какому-нибудь психотерапевту, с которым он тайно встречался в Платтсбурге?
– Или Ричарду – вариант, который мы почему-то исключили.
– Наш разговор состоит из сплошных знаков вопроса. Мне пора ехать, чтобы успеть в Олбани и обратно перед тем, как все заметет. Пойду скажу Хэммондам, что уезжаю.
– Будем на связи.
Хардвик кивнул, вылез из машины и пошел к шале.
Гурни же вырулил на приозерную дорогу.
Когда они приехали обратно в гостиницу, напольные часы в холле пробили ровно десять утра. В доме стояла полная тишина, возникало ощущение пустоты. Они поднялись наверх. Мадлен крепко обхватила себя руками.
– Ты можешь что-нибудь сделать с ванной?
– Да там особо нечего делать.
– Ты сказал, что на потолке дыра.
– Да, совсем небольшая щель между потолком и плафоном.
– Ты можешь ее закрыть?
Это было первое, что он сделал, когда они пришли в номер. Нужно было лишь слегка сдвинуть плафон в сторону на несколько сантиметров. Он нанес пару четких ударов ручкой зубной щетки, и все стало на место.
Выйдя из ванной, он увидел, что Мадлен стоит у окна и смотрит на Клык Дьявола. На лицо ее падал свет, и было видно, как подергивается щека. Она все еще была в куртке и в перчатках.
– Ты не мог бы помочь мне написать имейл моей сестре? Я не хочу снимать перчатки. Пальцы даже ломит от холода.
– Конечно. Только возьму свой компьютер. Ненавижу эту экранную клавиатуру на твоем планшете.
Когда он был готов, она, все еще глядя в окно, стала диктовать ему письмо.
Мадлен глубоко вдохнула и медленно выдохнула. Не снимая перчаток, она вытерла лицо, утирая слезы.
Гурни чувствовал себя абсолютно беспомощным. Через несколько секунд он спросил:
– Как подписать?