— Ну что ты, Ирина? Успокойся, все хорошо… все хорошо. Миша в ванной. Я постелил ему у соседей, они вернутся завтра вечером. Устраивайся тут, а я лягу на кухне. Все, спать!
Ира вздохнула, вытерла руками мокрые щеки. Андрей стоял в дверях, полотенце на шее, волосы гладко причесаны, лица не разглядеть в темноте, а голос тихий, нерешительный, вроде непривычно ему разговаривать попросту, о пустяках.
— Ой, Андрей, ты еще не знаешь… платье-то, платье… нарядное… было… такое красивое… И девушка твоя еще не знает… Я сошью, не думай… И шаль куплю.
Слезы, с которыми Ира уже было справилась, вновь навернулись на глаза и знакомыми дорожками побежали по щекам, закапали на бесформенную футболку, что Андрей дал вместо ночной рубашки, на руки…
Анчар нерешительно присел на краешек дивана, положил ладонь на лоб Ирины, провел пальцами по мокрой щеке. Может, заболела от переживаний? Бредит?
— Какое еще платье? Какая девушка? Ты о чем? Спать пора. День был сумасшедший, завтра, все завтра…
Но Ирина не могла успокоиться. Она трясла головой, прижав пальцы к губам, чтобы не зареветь в голос. Порванное платье казалось ей гораздо важнее сна и отдыха; прореха с жалким обрывком бретельки вобрала в себя и скрыла все ужасы дня.
Анчар задумался, не решаясь пошевелиться: может, под кран ее сунуть? Холодная водичка чудеса творит, все глупости из мозгов вымывает. Или уйти спать, пусть выплачется и сама успокоится? А рука его уже легла на тонкое плечо. Как же ее, такую, под кран?.. и как убрать руку? Нет на всем белом свете силы, чтобы отвести руку Анчара от этого плеча, тут ее место, и его место рядом с ней, с Ириной, с Ирой… И пусть все перевернется и пропадет пропадом, а он будет сидеть рядом с ней на продавленном диване, сидеть тихонько, осторожно прикасаясь к коже, к плечу, к шее…
— Тш-ш-ш, тише, тише, успокойся, я с тобой… я с тобой…
Анчар притянул Ирину чуть ближе, прижал к себе. Чуть-чуть, просто, чтобы она почувствовала, что не одна. Досталось ей за эти сутки!
Плечи под футболкой прохладные, а грудь горячая, сердце колотится, как у птенца, если его зажать в кулаке. Сердце… чье сердце? Его ли, ее? Как понять? Полотенце развернулось, и длинные влажные волосы прикоснулись к щеке… К чьей щеке?
Анчар боялся пошевелиться, и думать боялся. Пусть так, все остальное потом. А руки его осторожно скользили по гладкой коже, пальцы путались и замирали в волосах, расчесывали душистые пряди, чтобы найти дорогу назад, к шее, к плечам. И тонкие позвонки под пальцами дрогнули, и это отозвалось горячим удивлением: было, уже было… Когда? С кем? С ним?..
Ладонь задержалась на изгибе бедра. Не может быть, так не бывает, так не должно быть, нужно остановиться, хватит, Анчар… Но нет такой силы, что смогла бы остановить Анчара. Вся сила сейчас в Ирине, вся сила мира вот тут, под пальцами, на границе между застиранной жесткой тканью и нежной складкой под ягодицей.
Анчара будто током двинуло: Ира, доверчивая, наивная Ира легла спать, как дома: под футболкой ни-че-го не было, никаких трусиков! Дыхание перехватило — в том безвременье, где сейчас бездумно парил Анчар, вдруг кончился воздух. Но нет такой силы, чтобы остановила Анчара, нужно просто замереть на минутку, вздохнуть, и…
Ирина вздохнула чуть раньше, и пошевелилась, устраиваясь удобно на его плече, и что-то пробормотала. Сонный ее вздох коснулся ресниц Анчара. Он открыл глаза, возвращаясь в скудный мир своего балкона. В его объятиях спала, посапывая, зареванная мышка. Ее мокрые волосы облепили щеки Анчара, дыхание щекотало шею.
Анчар вздохнул легко и свободно, полной грудью. Покурить бы… Вот только устроить ее удобнее на подушке, укрыть, подоткнув со всех сторон, простыней, и плед набросить сверху, под утро на балконе становится прохладно, простудится еще голышом, возись потом, лечи, будто забот других нет.
Укрыв Ирину, Анчар повернулся к окну и дернулся: в углу возле болванки, которую Ирина называет омфалом, на корточках примостился Миша. Когда он вошел на балкон, Анчар не слышал. Подушечки белых пальцев чутко ощупывали выпуклый орнамент. Весь вечер Анчар гнал от себя мысли о мальчике. Потом… завтра… Слишком много было в нем странного и непонятного.
Стараясь не шуметь, Анчар, отодвинул скрипнувшие жалюзи и закурил.
Выходной завтра, но дел много. Выйти в город пораньше, заглянуть в витрины квартирных бюро. Какие сейчас цены на съем? Перебираться нужно немедленно, послезавтра. Ирине с Мишей в Од а-Шароне делать нечего, хорошо, что Анчар сгонял за их вещами, привез шкатулку с документами и компьютер, осталось вывезти на новое место из Мишиной комнаты то, что он просит. С балкона почти ничего брать не нужно. Мебель хозяйская, холодильник — хлам. Одежда? И на чемодан не наберется. Дуру железную, будь она неладна, сбросить бы с балкона, чтобы новые жильцы не ругались, но Миша, уже прикипел к ней, а связываться с ним… Одни, вон, уже попытались…
Анчар покрутил головой. Да уж, этот Миша… Нет, не думать сейчас, потом, потом, пусть сначала то, что есть, само в голове уляжется, и понаблюдать со стороны потихонечку не мешает.