Волчий паспорт

– Надо бы отремонтировать крышу, – сказала сеньора Вилья. – Но они до сих пор не дали мне пенсии. И ни одного песо на содержание музея. Мне говорят, чтобы кому-то написала, но у меня есть гордость. Панчо тоже был гордый. Они до сих пор ненавидят его и мстят ему, даже мертвому…

Я вспомнил, как один официальный чиновник поморщился, узнав о моем желании посетить этот дом.

«Панчо Вилья – это легенда, придуманная неграмотными пеонами и ловкими кинематографистами. Он совершенно не разбирался в политике. Революция, конечно, нуждалась в таких людях, но лишь на определенном этапе…»

Сеньора Вилья подвела меня к заржавленному старомодному автомобилю, стоявшему во дворе под навесом:

– Видите, вот здесь пулевая пробоина… И здесь… И здесь… Когда в Америке убили молодого президента, я подумала, что моего Панчо они убили точно так же – в открытой машине.

Сеньора Вилья оглянулась, как будто ее могли услышать они, и перешла на лихорадочный шепот:

– Я, конечно, необразованная крестьянка, сеньор, но вот что я вам скажу. Они – везде и, может быть, сейчас подслушивают нас. Они – во всех странах, только в Мексике они говорят по-испански, а в Америке – по-английски. Это они когда-то распяли нашего бедного Христа и с той поры ищут всех, кто хоть немножко похож на него, и убивают, убивают, убивают. Это они придумали налоги и канцелярии. Это они построили тюрьмы и расплодили полицию. Это они изобрели дьявольскую бомбу, на которую не пойдешь с простым мачете…

Сеньора Вилья подошла к застекленному шкафу, вынула генеральский мундир и посмотрела на свет:

– Проклятая моль. Она проникает всюду. Она разъедает все…

Сеньора Вилья достала из старинной шкатулки нитки, иглу, наперсток и начала штопать мундир, как будто завтра его мог потребовать хозяин.

А над ее седой головой с пожелтевшей фотографии улыбался на лихом коне и в сомбреро ее Панчо – генерал обманутой Армии Свободы.

8. Там, где убили Джона Кеннеди

Мой американский друг – специалист по непротивлению злу – и я стояли на месте, где убили Джона Кеннеди.

В Далласе лил дождь, и редкие прохожие шли, подняв воротники пальто и поглубже надвинув шляпы, как будто стараясь спрятать свои лица друг от друга.

Да, это был тот самый город, где в день приезда Джона Кеннеди выпустили объявление «Разыскивается государственный преступник» с профилем и фасом президента.

– Машина президента находилась примерно здесь… – Профессор сошел с тротуара и тупоносым ботинком ткнул пустую пачку «Кэмела», прилипшую к мокрому асфальту. Верблюд на пачке едва высовывал свою грустную морду сквозь грязный отпечаток автомобильного протектора. – Винтовка с оптическим прицелом была обнаружена там. – Профессор указал на одно из окон серого здания книжного склада. – Но могли стрелять и оттуда, с моста. А могли и оттуда – с автомобильной стоянки. Если встать на крышу машины, будет прекрасный обзор. Кроме того, крыши некоторых машин раздвигаются…

Я почувствовал себя на редкость неуютно и передернул плечами. У меня было такое чувство, словно кто-то целится в меня.

Мы сели в ожидавшее нас такси с тикавшим счетчиком.

– В бар Джека Руби, – сказал я.

– Йес, сэр, – с готовностью ответил шофер, но в его голосе мне почудилась легкая насмешка. «Наверно, часто спрашивают…» – подумал я.

На фотовитрине перед входом в бар изгибались обнаженные девицы. Программа начиналась в одиннадцать, а сейчас было только половина десятого, и небольшой зал, затянутый лиловыми безвкусными драпировками, еще пустовал. Только за угловым столиком сидели с длинными бокалами томатного сока в руках два багроволицых джентльмена, совсем не похожие на членов общества пропаганды натуральных соков. Официант, даже не спрашивая нас, принес точно такие же бокалы. Я пригубил – это был первосортный сок, к сожалению, даже слегка не отравленный алкогольными частицами.

– А нет ли у вас чего-нибудь покрепче? – спросил я.

– Вы в Техасе, сэр, – с достоинством напомнил официант. – Законом штата запрещена продажа спиртных напитков в общественных местах. – Затем официант наклонился, смахивая со стола несуществующие крошки, и интимно добавил: – Впрочем, магазин за углом, сэр…

Профессор лукаво показал глазами под столик, за которым сидели два багроволицых джентльмена.

Я взглянул и сам себе не поверил, увидев в этом «вертепе разлагающегося капитализма» ее, родную, любовно сжатую волосатыми ногами с задравшимися штанинами, ее, непобедимую, ханжески загнанную под стол, но так же хитро посверкивающую, как где-нибудь в кафе «Молочное» на площади Пушкина, где раньше был такой великолепный пивной зал № 4.

Профессор сходил в магазин за бутылкой, и вскоре мои ноги ощутили под столом приятно холодящую продолговатость форм стеклянного тела.

Томатный сок сразу приобрел иные вкусовые качества, и я стал оглядывать зал, выискивая пронзительным – по моему мнению – оком лица заговорщиков и убийц.