Я понятия не имела, выучил ли мой спутник все это совсем недавно или же знал давным-давно; как бы там ни было, сейчас он трещал без умолку с очень самодовольным видом.
Указывать, что все его усилия бессмысленны, было уж точно бессмысленно. По крайней мере, я знала, что даже среди людей обычаи разнятся от королевства к королевству.
А значит, верования волков и людей должны и вовсе разниться совершенно; именно поэтому я решила оставить вопрос в стороне.
– И что еще мне можно есть, кроме вот этого?
– А, ну, поскольку ты свалилась от утомления, для сохранения «тепла» нужны будут травы. Если сильное утомление приводит к жару, тело надо для начала охладить. Если тело слишком «сухое», нужно сделать что-то, чтобы усилить «влажную» натуру. Всегда ведь хочется пить после бега, верно? Но из-за влаги тело станет «холодным», а избыток «холода» приведет к меланхолии. Поэтому тебе необходимо сохранить «теплую» натуру. Из всего этого мы приходим к выводу…
Беспомощно слушая его трескотню, я вздохнула – как же глупо с моей стороны было рассчитывать на «кушанье для больных».
Но едва услышав следующую фразу моего спутника, я вдруг обнаружила, что вся в нетерпении.
– Из всего этого мы приходим к выводу: пшеничная каша на овечьем молоке с нарезанными яблоками и сыром. Таким образом, мы сперва должны взять яблоки…
– Ой, ой, вот это хорошо. Именно это я и хочу. И вообще, я снова сознание потеряю, если этого не поем. Не видишь, что ли? Я так слаба. Давай, давай, неси быстрее!
От одного описания столь вкусной каши мой живот протестующе заурчал.
И, выпалив все это, я вытерла рукой струйку слюны, начавшую было вытекать из уголка рта.
– …Слушай, по-моему, ты уже почти поправилась, а?
– Э?.. У меня кружится голова…
Конечно, в столь удачный момент голова закружиться не может.
Но когда я произнесла эти слова и сделала вид, что почти выронила чашку, он, как и положено добряку, не мог не потянуться мне навстречу.
Прижавшись к груди моего спутника, я медленно подняла на него глаза и сказала:
– Принеси побыстрее.
Видимо, из-за того, что мое лицо было так близко, лицо моего спутника вдруг запунцовело.
Хех, ну и кто же здесь больной?
В подобной ситуации разве не «кровопускание» следует применять? Именно так, это и требуется в соответствии с вершиной человеческой мудрости. При этой мысли я засмеялась про себя.
– Пфф… кстати, тебе еще налить сидра?
– Ага, он неплох.
Я еще отхлебнула из чашки.
В конце концов, он приготовил его специально для меня.
Заявить, что сидр безвкусен, и пихнуть чашку ему в руки было бы неуважительно.
– Большую миску каши, пожалуйста.
На это заявление мой спутник ничего не ответил.
***
Сколько же я ждала? Сперва я думала, что он вернется тотчас же; поэтому я залезла под одеяло, чтобы немного вздремнуть. В следующий раз, когда я открыла глаза, в воздухе расплывался волшебный аромат.
Но на душе у меня было неважно; не из-за состояния тела, но потому что мне приснился отвратительный сон.
Сон о доме и о пшеничных полях.
Сон, вызвавший ностальгию пополам с отвращением.
Сон о том времени, когда я, стоя над миром, правила всем, что было вокруг.
Повсюду был лес – и если почва станет плохой, деревья не смогут расти. Поэтому Мудрая волчица из Йойтсу должна жить достойно и поддерживать тут все. Если я остановлюсь, лес быстро зачахнет.
Я никого об этом не просила, и меня никто об этом не просил – но кто-то же должен был этим заняться.
Когда я это осознала, меня уже сковали тяжелые кандалы.
Нет. Не знаю, когда все началось, но, похоже, с самого моего рождения.
Я была не такой, как все вокруг.
Даже если я принимаю человеческий облик, я все равно выделяюсь и среди тысяч других людей.
Меня обременяют прошениями, потому что я обладаю силой, мне поклоняются, потому что я большая, меня почитают, потому что я приношу пользу.
Поэтому все полагают естественным ожидать от меня, что я буду всем этим заниматься.
В глубине души они понимают, что им самим от этого будет выгода.
Но в своем поклонении они не только требуют благ, они требуют еще и достоинства. Нельзя ожидать божественного благодеяния, если предмет поклонения плохо выглядит.
Я не напрашивалась на их поклонение, тем более не хотела от них чего-либо; я просто решила не покидать их, и одно это принесло мне заточение.
Не будь у них чего-то, чему они могли бы поклоняться, они бы стали пугливыми и буйными, не вынеся жестоких ударов четырех времен года.
Я понимала всю глупость того, что делаю; но, как бы сильно я ни страдала, бросить их не могла.
Я ни к чему не стремилась, и ко мне никто не стремился; так и прошли века.
Я привыкла вдыхать аромат вкусной пищи.
Но когда я его вдыхала, никто никогда не одаривал меня дружеской улыбкой.
Даже нахальной улыбкой невежи, который никогда не знает, где следует остановиться.
– Сесть можешь?
Мое тело постепенно набиралось сил, и теперь я, пожалуй, вполне могла бы самостоятельно выбраться из-под одеяла.
Однако я лишь открыла заспанные глаза и покачала головой. Моему заточению пришел конец.
То, что я видела во сне, стало явью.
Вести себя как ребенок. Как себялюбивый, но слабосильный ребенок.