Они прошагали минут десять, прежде чем выйти на поляну, которую, как мы знаем, избрал Жак, предводитель мятежников, местом расположения своего отряда, ибо, свято выполняя данное Куцей Радости обещание, он задержал двух первых встреченных путников, по воле случая оказавшихся в этот час на дороге, и именно его пистолетный выстрел привел в движение лагерь мятежников, что мы и наблюдали в конце одной из предыдущих глав.
XVI
ГЛАВА, В КОТОРОЙ ДОКАЗЫВАЕТСЯ,
ЧТО НЕ ВСЕ ЕВРЕИ РОДОМ ИЗ ИЕРУСАЛИМА И НЕ ВСЕ ТУРКИ — ИЗ ТУНИСА
— Эй! Братья-кролики! — крикнул метр Жак, выйдя на поляну.
На его голос из-за кустов, зарослей и мелкого кустарника, куда они попрятались, услышав сигнал тревоги, на поляну высыпали лесные братья и, насколько им позволяла темнота, с любопытством стали разглядывать пленников.
Но так как в потемках мало что можно было рассмотреть, один из мятежников спустился в землянку, зажег две сосновые лучины и, вернувшись, поднес их к лицам Малыша Пьера и его спутника.
Метр Жак занял свое обычное место, присев на ствол дерева, и повел разговор с Обеном Куцая Радость, делясь впечатлениями о задержании путников так же неторопливо, как вернувшийся с ярмарки крестьянин рассказывает своей жене о том, как он торговался на базаре.
Мишель, взволнованный нападением и полученным ранением, сидел или, вернее, лежал на траве; стоя рядом с ним, Малыш Пьер рассматривал, не без некоторого отвращения, лица бандитов; никто не чинил ему в этом препятствий, ибо, удовлетворив свое любопытство, они вернулись к прерванным тревогой занятиям, то есть к пению псалмов, игре в кости, сну или чистке оружия.
Однако за игрой, выпивкой, песнями, молитвами, чисткой ружей, карабинов или пистолетов они ни на мгновение не упускали из поля зрения узников, помещенных для большей надежности в центр поляны.
И только переведя взгляд с бандитов на своего спутника, Малыш Пьер заметил, что тот ранен.
— О! Мой Бог! — воскликнул он, увидев кровь, сочившуюся из его плеча и уже начинавшую стекать на кисть руки. — Вы ранены?
— Мне кажется, что да, суда… госпо…
— О! Ради Бога, до тех пор пока я не разрешу, только "Малыш Пьер"! Вам очень больно?
— Нет, вначале мне показалось, что меня ударили палкой по плечу, а теперь — что занемела вся рука.
— Попробуйте ею пошевелить.
— О! Во всяком случае, кость не перебита. Вот видите!
И в самом деле, он довольно легко пошевелил рукой.
— Ну что ж, тем лучше! Вот чем вы наверняка покорите сердце вашей возлюбленной, ну а если ей будет недостаточно такого свидетельства вашего благородного поведения, обещаю, что окажу вам необходимую помощь. У меня есть все основания считать, что мое вмешательство принесет вам пользу.
— О, какая вы добрая!
— Какой я добрый! Добрый! Добрый! Несчастный, не забывайте больше никогда!
— Да, Малыш Пьер, чтобы вы ни приказали мне после подобного обещания, даже если речь пойдет о том, чтобы встать во весь рост перед батареей из ста пушек, я не задумаюсь ни на секунду. Ах! Если бы вы поговорили с маркизом де Суде, я был бы самым счастливым человеком на свете!
— Не размахивайте рукой: вы не даете остановиться кровотечению. Ах! Кажется, вы больше всего опасаетесь именно маркиза. Хорошо, я переговорю о вас с этим страшным для вас человеком; слово… Малыша Пьера; только сейчас, пока нас оставили в покое, — продолжил Малыш Пьер, оглянувшись по сторонам, — поговорим-ка лучше о наших делах. Куда нас привели и кто эти люди?
— У них вид шуанов, — ответил Мишель.
— Чтобы шуаны нападали на безоружных путников? Это невозможно.
— Между тем такое случается.
— О!
— И, если до сих пор такое случалось нечасто, то боюсь, что отныне это войдет у них в привычку.
— И что они собираются с нами делать?
— Сейчас узнаем. Что-то они зашевелились, определенно сейчас займутся нашими особами.
— Ах! Подумать только, — заметил Малыш Пьер, — мне угрожает опасность от моих же сторонников. Но пока помолчим!
Мишель жестом дал понять, что на него можно положиться.
Как справедливо заметил молодой барон, метр Жак, посоветовавшись с Обеном Куцая Радость и несколькими сообщниками, приказал привести задержанных.
Малыш Пьер уверенным шагом направился к дереву, на котором сидел предводитель бандитов; однако раненому Мишелю, к тому же со связанными руками, было трудно встать на ноги, и ему потребовалось несколько больше времени, чтобы выполнить приказ. Увидев это, Обен Куцая Радость кивнул Вшивому Триго, и тот, схватив молодого человека за пояс, поднял его с такой же легкостью, как будто это был трехлетний ребенок, и, поднеся к метру Жаку, сделал так, чтобы Мишель оказался в той же позе, в какой был до того, для чего ловким движением поставил его на ноги, а затем, шлепнув пониже спины, заставил сесть на землю.
— Грубиян! — прошептал Мишель, от боли утративший природную робость.