Вольф Мессинг. Видевший сквозь время

Вольф Григорьевич пришел домой поздно ночью. Аида Михайловна не спала, лежала в кровати и слышала, как Мессинг хлопнул дверью в прихожей, разделся, прошел в гостиную, звякнул чашкой и чайником, видимо, наливал чай. Потом его фигура появилась в дверном проеме. Он разделся и лег в кровать, натянул одеяло до подбородка и закрыл глаза. Аида Михайловна лежала рядом и смотрела в потолок.

– Я сегодня спас людей… – сказал Мессинг.

Аида Михайловна не ответила.

…И едва он заснул, как вдруг увидел в черном ночном небе самолет, освещенные иллюминаторы и мигающие красные бортовые огни… Он увидел играющих в шахматы хоккеистов… Два лица были ему знакомы. С ними и с Василием Сталиным он гулял в «Савое». Они смеялись и о чем-то переговаривались… Потом он увидел Василия Сталина. Тот мирно спал в мягком купе вагона, поезд мчался в ночи… И через секунду он увидел аэродром, и горящий покореженный самолет на самом краю посадочной полосы… грузовики и пожарные машины вокруг… множество пожарных… Клубы пара поднимались над горящим самолетом – струи брансбойдов били в пламя со всех сторон…

Мессинг проснулся и сел в постели, ладонями потер лицо, проговорил тихо, глядя в ночное окно:

– Нет, нет, этого не может быть…

Утром Мессинг сидел за столом в гостиной и завтракал. Он выпил сок и принялся очищать вареное яйцо. Хлопнула дверь, и в номер быстро вошла Аида Михайловна. По тому, как она вошла, Мессинг понял – что-то случилось. Он ничего не спросил, закончил очищать яйцо, отделил ложкой верхушку и съел. Аида Михайловна проговорила дрожащим голосом:

– Мне только что сказала… дежурная по этажу., самолет с хоккеистами разбился в Свердловске при посадке. Отказали шасси и взорвались топливные баки… они все погибли…

Лицо Мессинга не изменилось. Он медленно пережевывал вареное яйцо и смотрел в окно, только в глазах была горечь отчаяния.

– Обманул… – прошептал Мессинг. – Он меня обманул…

***

Поздним вечером они сидели в отдельном кабинете в том же «Савое» – Василий Сталин и Мессинг. Из зала доносилась негромкая музыка и голос певицы. В дверях кабинета стоял официант, ожидающий приказаний. Василий Сталин в генеральском мундире, с орденской колодкой на груди, был уже пьян и мрачен. Говорил отрывисто и нетвердо, глядя мутными глазами в стол:

– Это друзья были до гроба. А спортсмены какие! Сказка! Настоящие таланты, а не то что… Они англичанам в сорок пятом столько голов наколотили – те только ахали и за головы хватались! Как детей их сделали, как детей! А в Англии играть в футбол умею-ут! Там традиции-и! – Сталин-младший налил себе водки, выпил, надкусил яблоко. – Нету больше друзей! Были и – нету! У тебя-то друзья есть, Вольф?

– Были… теперь тоже нету., погибли в Польше в тридцать девятом… – ответил Мессинг. – Теперь только один остался…

– Это кто же?

– Жена…

– Жена? Да ну их, жен этих! – Василий Сталин снова налил себе и выпил. – Пей, чего не пьешь? Поминки все-таки… – Он взял бутылку и налил Мессингу.

Тот выпил глоток, поставил рюмку на стол. Василий Сталин тоже выпил, пристукнул кулаком по столу:

– Ну вот на кой хрен ты меня спас, а? А что ж ты их-то не спас? – он уставился на Мессинга осоловевшими глазами. – Я тебя спрашиваю, хрен собачий, чего ты остальных-то не спас? Всю команду!?

Мессинг молчал. Василий Сталин пьяно рассмеялся:

– Понятно… сына Сталина спас, а об остальных нехай Господь Бог позаботится… Хитрый ты мужик, Мессинг, одно слово – еврей! Среди вашего брата простаков не бывает… Давай, пей, провидец!

Чё ты на меня вызверился? Небось жалеешь, что спас меня? Не жалей, тебе сторицей окупится! Я скоро главкомом ВВС стану! А потом и министром обороны, понял? Я тебя не забуду! – и Василий махом опрокинул содержимое рюмки в рот. С хрустом зажевал яблоко, глянул на Мессинга. – Что, думаешь, отец скоро умрет? Не умрет! Грузины по сто лет живут! А если помрет – они все равно от него трястись будут! Тридцать лет тряслись и еще триста трястись будут! Что, удивляешься, провидец? Думаешь, я одним футболом интересуюсь? – криво усмехнулся Сталин-младший и вдруг рванул ворот мундира и запел с пьяной старательностью:

Все выше и выше, и выше!Стремим мы полет наших птиц!И в каждом пропеллере дышит

Спокойствие наших границ!

Он перестал петь, схватился за бутылку, заорал так, что на шее вздулись вены:

– Эй, кто там!? Певицу сюда давай! И цыган давай! В «Кармен» пусть сгоняют и привезут! Быстро! Одна нога здесь – другая там!

Официант, стоявший в дверях, метнулся вон, а Василий вновь уставился на Мессинга пьяными глазами:

– Молчишь, провидец? Хитрый ты… твою мать… Отец мой никому не верит, даже мне! – Василий вновь ударил кулаком в стол. – А тебе верит! Слушай, а как ты предсказываешь, а? Что там за машинка у тебя в башке такая хитрая!? Гляди не ошибись! По лезвию бритвы ходишь! Пей давай! Не будешь? Ну а я еще на грудь приму! – И Василий вновь стал наливать себе водку.

Мессинг смотрел на него и молчал, и в глазах у него светилось искреннее сожаление.

Москва, 1953 год