Дверь закрылась. Канарис тут же поднялся, подхватил кожаный портфель, стоявший у его ног, тоже лучезарно улыбнулся:
– Благодарю вас, господин Мессинг. Не говорю: прощайте. Уверен, судьба обязательно сведет нас снова… даже если вам будущее видится по-другому, чем мне…
– А я говорю вам: прощайте, господин Канарис, – ответил Мессинг и повторил: – Прощайте и еще раз – прощайте.
– Прощайте, господа. Удачных и вам, и мне гастролей. – Канарис с улыбкой исчез за дверью…
Германия подписывает капитуляцию в Компъене… Представители Франции, Великобритании и Германии ставят свои подписи под документами…
Гражданская война в России… На трибуне с речью выступают Ленин… Троцкий… Свердлов… Буденный, ведущий в бой эскадроны Первой конной… Полки красноармейцев, уходящие на фронт…
Офицерские полки белых идут в атаку под барабанный бой… Иностранные газеты с портретами генерала Деникина и адмирала Колчака… Колчак в окружении офицеров… Мчатся казачьи сотни под царскими знаменами…
Революция в Германии, столкновения демонстрантов с полицией… Роза Люксембург и Карл Либкнехт выступают перед рабочими машиностроительного завода… Рабочие сражаются с регулярными войсками… мертвые люди на улицах Берлина…
Польша… Здесь разворачиваются боевые действия против Советской России… Маршал Пилсудский ораторствует на трибуне. Заголовки газет: «Я бил двуглазого урода раньше, теперь бью жидовскую красную звезду большевиков!»… Польская кавалерия на марше…
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Ярким солнечным днем пассажиры сходили по трапу в порту Буэнос-Айреса. Небольшая толпа встречающих пестрела букетами цветов и яркими одеждами.
Когда Мессинг в сопровождении Цельмейстера и Левы Кобака ступил на землю, его окружили с десяток журналистов. Вспыхивали магниевые огни, щелкали фотоаппараты.
– С прибытием в Аргентину, господин Мессинг!
– Благодарю вас, господа, я тоже очень рад увидеть Буэнос-Айрес.
– Как долго вы намерены пробыть в Аргентине?
– Это зависит от вашего гостеприимства.
– Сколько представлений вы намерены дать здесь?
– Это будет зависеть от того, будете ли вы хорошо посещать мои представления.
– Господин Мессинг, вы уехали из Европы, спасаясь от войны?
– Я уехал, спасаясь от злых людей…
– Кому из воюющих сторон вы сочувствовали в этой войне, господин Мессинг, – Антанте или Германии?
– Я сочувствую несчастным жителям всей Европы, которых обжег страшный пожар этой войны.
Фотоаппараты наперебой продолжали щелкать…
Тихо насвистывая незатейливую мелодию, Канарис вышел из порта и двинулся по узкой улочке. В руке он держал увесистый саквояж. Многочисленные магазины и магазинчики Буэнос-Айреса вели бойкую торговлю всевозможным товаром, пестрели разноцветные вывески, лотки ломились от фруктов и рыбы, вокруг сновали кричащие и улыбающиеся люди в цветастых одеждах.
Канарис свернул на другую пустынную улочку. Вдоль нее тянулись высокие глухие стены, под самыми крышами на брошенных из окна в окно веревках сушилось выстиранное белье. Канарис, оглядываясь по сторонам, быстро шел по улочке и вдруг увидел двух идущих навстречу мужчин в светлых костюмах и шляпах, надвинутых на глаза.
Канарис чуть замедлил шаги, но продолжал идти. Завел правую руку за спину, приподнял край пиджака – на спине из-за пояса торчала рукоятка пистолета. Канарис не замедлил шага. Он и двое мужчин постепенно сближались.
Выдернуть пистолет и выстрелить Канарис успел раньше. Противники еще только поднимали пистолеты, когда прогремели два выстрела. Оба мужчины грузно завалились на мостовую. Канарис подошел к ним, пригляделся, брезгливо пнул одного ногой и процедил:
– Поганый латинос… – и быстро пошел по улице.
Из одного окна высунулась полураздетая черноволосая женщина, глянула вниз и что-то испуганно прокричала.
Канарис ускорил шаги, потом побежал.