Вольф Мессинг. Видевший сквозь время

Немецкие солдаты ломают шлагбаум на германо-польской границе… Колонны немецких солдат маршируют по дороге… У обочины указатель с надписью по-польски: «Варшава»… Движутся колонны танков с черными крестами на броне… Немецкие истребители и бомбардировщики пикируют на Варшаву… дымятся и рушатся под взрывами дома… взлетают на воздух мосты… кругом дым и пожары… Немецкие автоматчики идут по горящим улицам Варшавы… площадь, окруженная старинными зданиями, заполнена трупами… мужчины в гражданской одежде… женщины… дети… Немецкий солдат клеит на деревянной афишной тумбе большое объявление: «Командование германских войск назначает награду за голову государственного преступника Вольфа Мессинга – 250 000 рейхсмарок».

Польша, 1940 год, на границе с Советским Союзом

Лодка медленно плыла поперек реки. Черная гладь, тихие всплески воды, стекающей с весел, и все ближе и ближе противоположный берег. Наконец Янек поднял весла, и лодка совсем бесшумно заскользила в зарослях камыша. Камыш зашелестел по бортам, тяжелые растения несколько раз ударили Мессинга по голове и плечам.

– Тут неглубоко, пан Мессинг, – сказал Янек. – Придется немного по воде…

– Да, да… – Мессинг поднялся, пошатнулся и едва не упал в воду.

Янек поддержал его за руку, сказал виновато:

– Я бы до берега вас проводил, да боюсь русских пограничников.

– А немецких не боитесь?

– Ну, немецких бояться нечего – сразу расстреляют, а русские будут мурыжить и держать неделю, пока отпустят. А мне неделю нельзя – дел много в Польше. Так что прощайте. Счастливого пути.

– И тебе счастливо, Янек. – Мессинг шагнул в воду, провалился и опять чуть не упал, и Янек снова схватил его за руку.

– Ничего, ничего… – Мессинг с трудом опустил вторую ногу и оказался почти по пояс в воде. Полы расстегнутого пальто поплыли рядом с ним.

Янек оттолкнулся веслом, и лодка скользнула по воде к середине реки. Янек сел на весла, кивнул бородатому мужчине, за всю поездку так и не проронившему ни слова, и они стали быстро отгребать в сторону.

Мессинг проводил удаляющуюся лодку грустным взглядом и побрел по воде к берегу, хватаясь за камыши, свисавшие со всех сторон. Наконец он выбрался на твердую землю. Вода стекала с него ручьями. Он сел на сухой пригорок и принялся стаскивать намокшие ботинки. И через мгновение услышал за спиной сухой щелчок винтовочного затвора и громкий мужской голос:

– Попался, вражина! Руки вверх!

Мессинг обернулся и увидел молоденького красноармейца в линялой гимнастерке и стоптанных сапогах, с винтовкой наперевес, направленной прямо на него. Глаза у солдата были настороженные.

Мессинг медленно встал, осторожно поднял вверх руки, держа в одной мокрый ботинок. Солдат присмотрелся к Мессингу, успокоился, поставил винтовку на землю:

– Надевай ботинок. Пошли!

Мессинг вновь сел на землю, надел ботинок и поднялся.

Советский Союз, 1940 год

Просторную комнату ярко освещала электрическая лампочка под зеленым абажуром, стены были оклеены плакатами: «Если ЗАВТРА война!», «БОЛТУН – находка для шпиона», «ГРАНИЦА – на замке», «ДА ЗДРАВСТВУЕТ МАРКСИЗМ-ЛЕНИНИЗМ!» На видном месте висел большой застекленный портрет улыбающегося в усы Сталина.

За столом расположился старший лейтенант Антон Скрыпник – мужчина лет двадцати пяти – двадцати семи, в гимнастерке с тремя кубиками в петлицах, чубатый, но аккуратно подстриженный «под бокс».

– И документов, значит, с собой никаких? – устало спросил старлей у сидящего перед ним Вольфа Мессинга.

– Никаких документов у меня нету, – с сильным акцентом на русском ответил Мессинг. – Все документы у меня забрали немцы, когда арестовали.

Он был одет в не по росту большую линялую гимнастерку, защитного цвета галифе и сапоги и выглядел очень смешно – военная одежда явно не шла ему.

– А ты, значит, бежал из-под ареста? – с сомнением допытывался старлей Скрыпник.

– Да, мне удалось бежать.

– Это ты бабушке своей расскажи. Чтобы у немцев с-под ареста бежать, так я тебе и поверил.

– Я правду говорю…

– Знаешь, сколько таких, как ты, через границу каждый день прет? Десятками… но у всех, между прочим, хоть какие-то документики есть. А ты явился – гол как сокол!

– Я же говорю…

– Говорю, говорю… все вы говорить горазды… Так кто вы, говорите, по профессии? – вновь спросил старлей. – Я чего-то не понял?

– Я артист оригинального жанра… – ответил Мессинг.

– Какого-какого жанра?

– Оригинального…