Аким Морев не знал, что именно через эти ворота совсем недавно проходила Елена, тоже желая посмотреть на рекордистку Тамару. Он не знал и о том, что именно этой силосной башней любовалась Елена, слушая рассказ Ермолаева про архитектора Здешнего, создателя башен, коровников, домов и домиков — всего городка. Войдя в помещение, Аким Морев подошел к довольно плотной, в крепком загаре женщине, которая стояла неподалеку от ворот и сурово посматривала на ноги прибывших. Аким Морев решил, что это доярка, и, подавая руку, сказал просто:
— Здравствуйте. Морев, секретарь Приволжского обкома партии.
— Вижу, Аким Петрович, — грубоватым голосом произнесла женщина и, не отрывая взгляда от его ног, добавила: — Я заведующая фермой Наталья Михайловна Коврова. А ножки-то вам придется в известке покупать: были на других скотных дворах… заразу можете к нам занести.
— Не были, Наталья Михайловна, — ответил за Акима Морева Иннокентий Жук.
— Зачастили к нам гости, — продолжала Наталья Михайловна и вдруг вся заулыбалась, хитренько посматривая на Иннокентия Жука. — А ты что прикатил, Иннокентий Савельевич?.. Опять кого-нибудь обжучить? Он у нас в степях, Аким Петрович, в такой славе: раз приехал, значит, что-нибудь обязательно выменяет — и к себе в колхоз. Вот увидите, обязательно что-нибудь будет клянчить.
— Ой, сраму-то. Сраму на мою головушку, Наталья Михайловна! — деланно застонал Иннокентий Жук. — Что это означает — «обжучить»? Ты уж показывай свое мастерство, может быть, что и понравится, — явно задирая Наталью Михайловну, весь перекашиваясь, добавил он.
— Покажу, и тогда ты меня обжучишь?
— Прозеваешь — обжучу. Да нет: ты не вислоухая. Ну, показывай дела рук своих. А то в газетах хвастаетесь, хвастаетесь… а слух другой: с пальчика коровок кормите, молочко дороже золота…
Только они переступили порог коровника, как Егор Пряхин и Иван Петрович, о чем-то заговорщицки перешептываясь, скрылись в городке.
Аким Морев и Иннокентий Жук оказались посетителями «въедливыми», как в конце концов назвала их Наталья Михайловна. И особенно «въедливым» был Иннокентий Жук. Он, например, так долго ощупывал рекордистку Тамару, что Наталья Михайловна вынуждена была гневно прикрикнуть:
— Что ты вымя-то мнешь у Тамарки?
— Не больна ли? — ответил Иннокентий Жук, деятельно осматривая корову, то проводя пальцами по животу и щупая молочные каналы, то измеряя грудь, пахи, заглядывая в рот, в ноздри. И все что-то бормотал, приговаривал, отбегая от Тамары или подступая к ней вплотную. Под конец сказал: — Хороша! И стадо, я говорю, хорошо: всех коровок можно на выставку в Москву-столицу. Однако чем кормишь? Может, шоколадом-мармеладом?
— Ты каких у себя коров развел, шоколад-мармелад? — задиристо спросила Наталья Михайловна.
— Астраханочки. Ясно. Коровки, я тебе скажу, ни воды, ни огня не боятся! — явно с каким-то дальним прицелом соврал Жук.
— Чего же им бояться? Они, как собаки… Породы, во всяком случае, собачьей. Удивляюсь я, Аким Петрович, тому, что знатный председатель знатного колхоза «Гигант» Иннокентий Савельевич Жук до сих пор хвастается «горбылем». Сколько молочка-то они у тебя дают, эй, пред?
— В среднем шестьсот литров. То в прошлом году. В этом думаем собрать до тысячи двухсот, — снова с каким-то дальним прицелом соврал Иннокентий Жук, проводя вдоль хребта Тамары двумя пальцами с такой силой, что та вся перегнулась.
— Думаешь? Ни шута ты не думаешь, Иннокентий Савельевич, а ерунду-болтовню собираешь. Иди, гляди, чем кормим!
На кухне, куда они зашли, стоял резкий запах силоса, по конвейеру подаваемого из башни. Мелко изрубленный силос имел густо-зеленый цвет. Иннокентий Жук, конечно, не выдержал, взял пригоршню, поднес к носу, сильно потянул ноздрями, затем забрал в рот, пожевал и проглотил.
— Действительно, корм! Ресторанный! А у Любченко, соседа вашего, силос сгнил. Две тысячи тонн заложили, а в марте стали ямы открывать — сплошное гнилье. Что случилось? Слышь, ежи навредили. Вот псы! Подрылись к массе, ходы проделали, воздух наружный вошел в силос и полную гибель всему произвел. Вот, Наталья Михайловна, какой вред ежи могут принести! — Иннокентий Жук, хохоча, даже присел, показывая руками, как ежи подрывают силосные ямы.