Воля небес

– Ну что? Раз взяли, давай свежевать. Разделаем, завтра тебе в дорогу медвежатины дам, чтобы мясо крепкое на костях росло.

– Да, завтра… – Басарга пригладил бороду. – Хочу я тебя просить, побратим, со мною поехать.

– Коли надобно, я всегда готов! – посерьезнел боярин. – Что за беда? Холопов снаряжать?

– За приютом моим ближайший месяц присмотреть надобно. Или сколько получится.

– Так там твой полонянин ныне заправляет, просто на диво ловко! Жена уже согласилась отрока нашего на воспитание отправить. Самим так, увы, не получится. Что счету, что письму, что делу ратному.

– С собой я Карста Роде забираю, друже. Нужен. А без него приют оставить не на кого. После его стараний сразу видно, что от воспитательницы любящей али старосты назначенного толку никакого не будет. В бабах лихости нет… – Подьячий пнул ногой мертвого медведя. – Она потехи ради на медведя ходить не научит и по вантам через страх лазать не заставит. Такое токмо мужик от мальчишки истребовать может. Женщина – это утешить, приласкать, приголубить… А с ножом на медведя… Такого веселья они не понимают.

– А если другого такого же лихого дядьку поискать?

– Есть вещи, друже, каковые за плату мало кто сделать способен, – пожал плечами Басарга, звякнув пластинами юшмана, слегка вдавленными в месте удара медвежьих когтей. – Отцу надобно сына достойного и храброго воспитать, а воспитателю нанятому – серебра побольше заработать. Посему и мыслить они о делах будут по-разному. Ибо цели у каждого свои.

– Но ведь датчанин твой по совести все устроил!

– Датчанина мне Господь, вестимо, послал, дабы я увидел, как оно быть должно, – перекрестился Басарга. – И теперича обратно в сонное бубнение я приют опустить не хочу. А для того за детьми должен не монах с псалтырем приглядывать, а настоящий отец. И лени, отписок, пустобрехства не попускать!

– Хочешь сказать, сына мне тоже в дорогу надобно собирать? – отер косарь от крови боярин.

– Да, друг мой. На тебя да на Илью вся моя надежда. Чтобы под вашим приглядом дети такими росли, какими вы своих сыновей видеть хотите. Сам я, такая уж служба, делу сему токмо серебром помогать могу. А догляд приюту нужен постоянный.

– Что же… Для того мы, друже, братчину и пили, чтобы единым целым на этом свете быть, – с громким щелчком вернул косарь в ножны боярин Заболоцкий. – Езжай в свою Вологду. Прослежу я за твоим приютом. Коли не по разуму, так по совести.

Вологда

С казенным делом Басарга желал управиться побыстрее, а потому до самой Вологды даже не доехал, остановившись на постоялом дворе неподалеку от верфи, благо на речной развилке между торным путем к Славянскому волоку и дорогой на город летом всегда шумел богатый торг, и домов для путников здесь было срублено немало, на любой вкус – и для нищего смерда светелку можно найти, и для богатых купцов обширные покои, коврами выстеленные, сукном обитые, с перинами высокими, сундуками коваными…

Впрочем, царский подьячий обошелся горницей обычной, с опочивальней да светелкой отдельной, дабы днем было где книги посмотреть, а ночью, чтобы холоп и датчанин рядом спали, а не в общей людской. Тем паче, что и задерживаться дольше нескольких дней боярин тут не намеревался. Сразу по прибытии он отвел Карста Роде к верфям, отправившись первым делом к навесам, показал:

– Вот, смотри. Тес для строительства кораблей заготовлен. Как на твой взгляд, материал хороший? Цену купец не завышает? Такой он на борта надобен или мутят чего корабельщики?

– Ага… – Датчанин прошелся между стопок с досками, присел, заглянул в середину одной пачки, другой, принюхался просунул руку в глубину, погладил, понюхал, восхищенно покачал головой: – Золото, а не лес. Сколько твой купец за него просит?

– Сто семь рублев за такую пачку. Токмо еще со строганием и пропиткой маслом от гнилья.

– То ж лиственница, чего ее пропитывать? – удивился Роде. – Она и так не гниет.

– То есть привирает купец?

– У богатых свои причуды, боярин, – пожал плечами датчанин. – С пропиткой оно завсегда лучше, нежели без пропитки. Дольше проживет, меньше протечет. Коли взаправду маслом мажет, то без обмана. Хотя, мыслю, можно обойтись. Сто семь рублей – это гривна московских али две новгородских, полста в гульденах… Ну, коли в Любеке торговать, я бы втрое супротив здешнего продал. Причем безо всякого стругания, заметь, и пропитки.

– То есть с ценами корабельщики не мутят?

– Может статься, чего-то им от сего в мошну и капает, – выпрямился Роде. – Однако же дешевле ты, мыслю, леса такого не найдешь. Токмо сапоги понапрасну стопчешь.

– Ага, – удовлетворенно кивнул Басарга. – Ну, коли так, пошли на стапеля. Посмотрим, что ты там про строительство скажешь.