Стараниями государя побратимы за зиму нагулялись вдосталь, а потому домой ехали без спешки, каждые три перехода задерживаясь на пару дней в постоялых дворах отдохнуть да выпить. Однако же хорошо отдыхавшие кони шли ходко, и во время переходов по звенящим зимникам одолевали за день по полста верст, а то и более. Посему, несмотря на леность, до Ваги бояре добрались уже к началу апреля.
Усадьба подьячего издалека дала о себе знать частой стрельбой.
Впрочем, побратимов эти звуки ничуть не встревожили – догадывались они, кто порох жжет, не жалеючи. И, понятно, оказались правы: мальчики из сиротского приюта, подобно белкам, скачущие по вантам «Веселой невесты», палили с высоты из пистолетов и коротких пищалей по расставленным на удалении в две сотни саженей снежным бабам.
– А ну, кривоглазые, нешто кулебяки никто сегодня не хочет?! – Веселый голос датчанина Карста Роде было невозможно перепутать ни с одним другим. – Холопы лучше вас стреляют, дармоеды! Кто ни разу не попадет, одну репу сегодня на ужин жрать будет, попомните мое слово! Федька, не мухлюй, я все вижу! Тимоха, у тебя что, руки в длину разные? Третий раз на сажень влево садишь! Коли глаз кривой, так ты им тогда правее наводи! Рыжик, упражнение два делай, не то не зачту!
Мальчишка лет двенадцати, остановившись на вантах на высоте второй реи с тяжелой полупищалью в руках, пропустил ногу меж петель веревочной лестницы, вцепился в оружие двумя руками, неожиданно откинулся вниз головой – шапка свалилась с его головы, покатилась вниз по вантам, подпрыгивая со ступени на ступеньку. В солнечных лучах засветились рыжие кудряшки. Из такого неудобного положения паренек приладил полупищаль к плечу. Грохнул выстрел, одна из снежных баб вздрогнула и покосилась набок.
– Рыжик сегодня с кулебякой! – громогласно объявил Роде. – Можешь прыгать и на санки!
– Дозволь еще стрельнуть, адмирал! – извернувшись, вернулся в нормальное положение паренек.
– Ты на брюхо свое посмотри, Рыжик! Два пирога в него не влезут!
– А я про запас возьму! – весело парировал мальчишка.
– Коли так, слазь и заряжай!
– Интересно, моего он уже учит или еще рано? – задумчиво произнес Илья Булданин, натягивая поводья.
– А мне интересно, шею кто-нибудь уже свернул али еще нет? – мрачно вопросил боярин Заболоцкий.
Басарга не ответил. Его куда больше заинтересовали зрители сего безумного урока. Возле коновязи перед воротами усадьбы стояли несколько женщин. И среди них – Матрена и Мирослава, бок о бок, одна в просторном кафтане, другая в облегающей черкеске, но обе в цветастых платках.
Рыжик поднялся к макушке мачты, перебежал на соседнюю, за что-то уцепился, скользнул вниз, перехватил веревку, толкнулся, пронесся над камышами возле борта и спрыгнул на высокий берег.
Одна из баб возле коновязи торопливо перекрестилась.
А вместо мальчишки по веревочной лестнице стал карабкаться другой паренек.
– Ярослав, левая баба твоя! – крикнул датчанин.
От этих слов мальчишка неожиданно провалился меж ступеней, откинулся…
Матрена охнула и неожиданно вцепилась обеими руками Мирославе в локоть. Хотя, насколько помнил подьячий, Ярослав был сыном именно Шуйской. Может быть, поэтому княжна и не заметила вольности простолюдинки.
Паренек, покачавшись в столь неудобном положении, вскинул оружие, выстрелил. Левая снежная баба разлетелась посередине; ее голова, уронив морковку, покатилась по склону вниз. Стрелок радостно вскрикнул, поднялся, вскарабкался по вантам, перебежал меж мачтами, спустился, перехватился, перемахнул на берег. А по лесенке уже забирался следующий.
Матрена отпустила княжну, торопливо перекрестилась. Мирослава повернула голову, что-то сурово сказала. После чего обе, неожиданно для Басарги, рассмеялись.
Подьячий тоже с облегчением перекрестился и тронул коня, направляясь к усадьбе.
– Боярин вернулся! – наконец-то заметили их с того берега Леди.
Дворня забегала, все бабы, кроме Мирославы и Матрены, шустро шмыгнули в ворота. Мальчишки тоже отвлеклись было, но датчанин тут же привел их в чувство:
– Кто урок забыл, за убитого сочту! Сиречь без ужина! Тимофей, зарядил? Рысью наверх, с тебя упражнение три!
Бояре, подъехав, спешились. Обе женщины, оставшиеся у коновязи, направились к ним, заставив сердце Басарги ухнуть в пятки… Однако Матрена, остановившись в трех шагах, низко поклонилась:
– Здрав будь, боярин.
Мирослава, понятно, была куда смелее, коснулась щеки подьячего губами:
– Наконец-то ты вернулся, милый! – После чего тем же движением поцеловала Илью, а затем Тимофея, поприветствовав похожим тоном: – Давно не виделись, боярин! Давно не виделись!
Басарга, боясь, что Матрена все поймет, не отрывал взгляда от ее лица – но женщина все поняла по-своему, коротко стрельнула глазами, смущенно улыбнулась, потупила взор и попросилась:
– Дозволь удалиться, боярин. В лавке дел изрядно. У тебя же гостей, вижу, много… – Она опять многозначительно стрельнула глазами.
– Куда же так быстро? Пир я желаю в честь возвращения устроить, воспитателей из приюта также позвать. Похвалить, наградить, узнать, каковы без меня дела творятся?