Воля павших

– Это в верстах мерить – все равно что дорогу до южных городов пшеничным зерном – жизни не хватит. Тут, Бранк, не версты, а световые годы.

– Световые… годы… – повторила она. – Что это?

– Свет в мире – самое быстрое, – пояснил Олег. – Но и ему до моей родины бежать не один год. А то и не один десяток лет.

– Свету?! – в голосе славянки прозвучал жалобный ужас, она повернулась к Олегу. – Свету?!

– Свету, – тихо подтвердил Олег, и у него самого внезапно прошел по коже озноб. – Если светит нам сейчас мое Солнце, то его лучи, что мы видим, уже годы в пути. Может, еще до моего и твоего рождения вышли и только сейчас до Мира добежали…

– Страшно. – Ладонь Бранки коснулась ее губ. – Ой страшно, Вольг.

– Почему? – снисходительно спросил Олег.

– А вот подумай. – Она смотрела расширенными глазами. – Сколь того пространства, – она на миг подняла глаза в небо, – меж живыми. Не измерить. И живым встреча – что двум пушинкам, по морю плывущим: небывалое… Та встреча – не чудо; ей прозванья нет! – Она снова посмотрела в небо и вдруг яростно выдохнула: – Ненавижу!!! Бездну ту, звезды те – ненавижу!!!

– За что?! – изумился Олег, почти испуганный тем, как звучал ее голос.

Бранка медленно опустила голову. Долгим взглядом посмотрела на мальчишку, и в глазах ее жидко дрожало отражение Ока Ночи. Олег не сразу понял, – что это слезы – стоят на самом краю, вот-вот прольются…

– За что? – еле слышно выдохнула она. – За то, что шагнул ты, Вольг, из той-то бездны. Поманила басня. Подумалось – истиной станет для меня. А ты в ту бездну канешь. Навек. Навек. Уведет она тебя от меня, Вольг. Сто медных сапог стопчу – тебя не сыщу. Всю жизнь идти буду – к тебе не дойду. Вот так-то, Вольг. Понял теперь?

Кровь шумела в ушах. И сквозь этот шум Олег услышал свой голос – внезапно онемевшие губы едва шевелились:

– Уходи со мной, Бранк…

– Как уйду? – горько сказала она. – То ведь тоже – навек. А здесь мое все оставлю? Нет, Вольг. Не жить у нас счастью – так пусть хоть погостит… Назло бездне той, назло уходу твоему… любимый мой.

Она сказала эти слова – словно в воду прыгнула, это Олег понял по интонации. И придвинулась как-то сразу, хотя вроде бы и не трогалась с места – волосы, пахнущие ромашкой, припухшие губы, казавшиеся в ночном свете почти черными, высокая, крепкая грудь под рубахой с вышивкой, блеск подвесок на висках… Олег понял вдруг, что ни разу в жизни ни одна девушка не была так близко… не вообще БЛИЗКО, конечно, а ВОТ ТАК близко.

– Вольг, – шепнули губы тепло и щекотно.

И Олег потянулся навстречу – молча и жадно, словно к воде после долгого, мучительного перехода по жаре. Потянулся, уже не думая ни о Гоймире, ни о дружбе, ни даже просто о том, что делает.

Это было мгновенно, как удар молнии и больно, как ожог.

Это длилось вечность и было прекрасно, как радуга.

Олег не знал, куда деть руки. А потом вдруг нашел – куда, и Бранка не имела ничего против, а губы ее оказались податливыми и в то же время – жадными, ищущими, и местом для рук оказалась она ВСЯ, а ее руки тоже нашли себе место… Олег смутно ощутил, что дрожит, как натянутая струна.

– Бран-ка… – выдохнул он, оторвавшись от ее губ. – Я… сейчас… кажется… – не договорив, мальчик пригнул голову, коснулся губами ее сосков, твердых, как свинцовые пули, только горячих…

«Но ведь это – НЕЛЬЗЯ! – ожгла его трезвая мысль. – Она не твоя! Это – ПРЕДАТЕЛЬСТВО!»

Бранка почувствовала это изменение мгновенно.

– Что, Вольг? – тревожно спросила она.

Олег приподнимался над ней на широко расставленных руках, и Бранка, глядя в его встревоженные и обиженные глаза, вдруг ощутила, как в ней начинает подниматься смешанное со злостью понимание. Она коснулась обнаженных плеч мальчика, пытаясь его удержать. Но Олег перевалился в сторону, на спину и замотал головой по камню, цедя сквозь зубы:

– Не хочу… нет, НЕ МОГУ я ТАК, Бранка… он же мой друг, и кто я получаюсь?! Подонок…

Может быть, это были справедливые слова. Но для девушки сейчас не существовало справедливости и несправедливости. Вскочив, она подхватила рубаху, прижала ее к груди и сказала – как плюнула:

– Да чтоб ты в воде сидел – и напиться не мог!

Хотела еще что-то добавить, злое, обидное, чтобы наотмашь, – но задохнулась, залилась слезами и, соскочив с каменной плиты, бросилась, не разбирая дороги, вверх по склону. Коса металась за плечами, била по спине, словно подгоняя ее. Плащ остался лежать рядом с Олегом.

Мальчик неспешно свернул его. Возбуждение медленно отпускало, хотя губы еще казались онемевшими, а тело странно горело, да и в голове позванивал легкий гонг. Олег посмотрел вслед Бранке, печально сказал:

– Гад ты, Гоймир, дружище… – а потом – громче: – Бранка, я тебя люблю! Слышишь, очень! Мамочки, больно-то как!.. – простонал он и откинулся на камень снова, глядя в небо, равнодушно смотревшее вниз тысячей глаз.

Если бы можно было с ней больше не видеться до самого отъезда! Если бы так получилось…

Если бы так получилось – он бы умер. Лучше как угодно мучиться, чем не видеть ее ВООБЩЕ.

Но настанет зима. И что ПОТОМ?