Воля под наркозом

Самое смешное – хотя как раз смеяться полковнику совсем не хотелось – заключалось в том, что с точки зрения закона он был абсолютно чист и невинен, как новорожденный агнец. В худшем случае могли попытаться припаять «хулиганку» – обвинить в мелком хулиганстве. Ведь всего этого добра – скрытой системы наблюдения, спрятанного в будке коммутатора, и прочих примочек – на самом деле как бы не существовало. То есть все это конечно же было, но только для немногих посвященных. Но официально ничего подобного в природе не существовало. Соответственно, привлечь любознательного полковника за попытку проникновения в тайную жизнь суперсекретного объекта, а конкретно за проникновение в систему наблюдения за данным объектом, не могли никоим образом. Нельзя проникнуть в то, чего нет. Вместе с тем возмездие за данное деяние могло быть крайне неприятным и непредсказуемым как для самого Чехова, так и для остальных, хоть каким-то боком стоявших рядом. Уж не говоря о том, что видеомагнитофон, несмотря на все его замечательные качества, скорее всего, уничтожили бы на месте. Игорька бы это очень расстроило.

Чехов достал из пачки сигарету, но закурить не решился.

Выйти из двора на улицу, добраться до перекрестка и при этом не попасться на глаза ни одному из участников веселящейся компании, было практически невозможно. Соваться в проулок, где всюду натыканы камеры с инфракрасной подсветкой, равносильно явке с повинной.

Чехов вернулся в будку, теша себя надеждой, что «новое поколение» рано или поздно исчерпает свои физические возможности и пожелает отправиться спать.

По прошествии сорока минут у полковника возникло подозрение, что возможности компании за углом неисчерпаемы. Следовало срочно придумывать какой-нибудь выход. Вынув мобильник, Чехов прикинул, к кому можно было бы обратиться за помощью, чтобы при этом не посвящать в подробности лишних людей, никого не подставить и не засветиться самому. Кандидатуры отпадали одна за другой. Оставался последний и, пожалуй, единственный вариант. Посетила мысль, что мобильный телефон вполне может отказаться работать в стенах будки. Однако связь была вполне приемлемой, за исключением небольших помех.

Чехов помял сигарету, набрал номер, дождался соединения и вежливо попросил:

– Ладыгина попросите, пожалуйста.

Женский голос не менее вежливо сообщил, что этот телефон не для личных бесед, а для приема неотложных вызовов. Опасаясь, что диспетчер после сказанного повесит трубку, Чехов торопливо произнес, ничуть не кривя при этом душой:

– Я знаю, барышня. Но это вопрос жизни и смерти.

Для барышни – сегодня ею была не кто иная, как Алевтина Георгиевна, женщина с понятиями и большим жизненным опытом, – фраза «вопрос жизни и смерти» означала только одно: кто-то нуждался в немедленной помощи, и она, диспетчер «Скорой», была обязана эту помощь предоставить.

– Ладыгин только что приехал, – сказала Алевтина, – назовитесь, пожалуйста.

Зная о том, что все звонки по данному номеру фиксируются на пленку, Чехов на мгновение запнулся. Говорить любое имя не имеет смысла – Ладыгин должен сразу сообразить, кто звонит. Себя тоже называть не хотелось.

– Полковников Юрий Николаевич, – представился он, ляпнув первое, что пришло в голову.

– Минуточку.

Прислушиваясь к доносившимся из трубки звукам диспетчерской, Чехов с тоской подумал, что Ладыгин, конечно, не глуп, но он всего-навсего доктор. Оставалось надеяться на его сообразительность и страсть к авантюрам…

* * *

Колобка по возвращении в клинику я обнаружил в облюбованном им кресле в комнате отдыха. Прихлебывая чаек, психиатр уминал пирожки и с увлечением смотрел по телевизору какой-то ужастик с монстрами, вампирами и прочей гадостью.

Во мне все еще дрожало от переизбытка адреналина. Я опустился в соседнее кресло, отобрал у Крутикова чай, сделал несколько больших глотков.

– Сахара-то набухал…

– Сладкое способствует интенсивной мыслительной деятельности, – изрек Крутиков, выуживая из пакета очередной пирожок с аппетитной поджаристой корочкой.

Вошла Инна, недовольно покосилась на нас, презрительно фыркнула на телевизор и устроилась на диване с толстой книгой, по виду учебником.

Я проглотил пирожок в два захода, моментально определил:

– Алевтинины, – и примерился к следующему. – Быстро ты, тезка, к женщинам в доверие втираешься.

Колобок проглотил кусок пирожка, гордо сказал:

– Я очаровательный. Чай верни.

– Ладыгин! Срочно в диспетчерскую! – рявкнул громкоговоритель.

– Уже в пути!

Наказав Колобку оставить мне хотя бы один пирожок, я помчался в диспетчерскую.

– Что? Срочный вызов?

– Нет, – Алевтина была не в духе. – Тебе звонят. Некто Полковников Юрий Николаевич.

– Кто-кто?

Сообразив, о ком идет речь, я с трудом удержался, чтобы не расхохотаться.

– Ладыгин слушает.

Чехов говорил тихо, почти шептал.

– Нужна срочная помощь.

– Понял. Перезвонить можешь?

– Попробую.

Я назвал номер другого телефона, не задействованного на приеме звонков от страждущих помощи граждан, и успел подбежать к аппарату как раз в тот момент, когда тот разразился первым звонком.

Удостоверившись, что звонок предназначен мне, я сообщил: