Воля смертных

— Ты забываешь о самом главном, Рома. Достигший совершенства и гармонии просветленный погружается в нирвану. Он испытывает состояние недостижимого для простых смертных счастья. И остается в этом состоянии вечно. Увы, друг мой, очень трудно говорить на языке людей о понятиях, для которых в речи нет даже названий, ибо в миру эти ценности и радости не существуют. Чтобы ты понял, ради чего необходим духовный труд, ты должен коснуться нирваны хотя бы краешком сознания. Готов ли ты к этому подвигу?

— Отчего не попробовать? — пожал плечами Варнак.

— Но первое, что ты должен сделать, это освободить свое сознание от всего негатива, от зла, от любой недоброжелательности. Достичь нирваны способен лишь тот, кто чист душой и телом. Ты не должен желать смерти или боли никому на этом свете.

— Я и не желаю.

— Неправда. Чтобы есть мясо, нужно убивать живых существ.

— Намекаете на сосиски? Так там одна соя и ничего более!

— Суть не в мясе, Рома, суть в твоих мыслях и желаниях. Ты ступил на путь духовного развития. Здесь чувства важнее реальности. Ты не должен хотеть мяса! Даже если ты купил поддельное, даже если оно взято не из мертвого животного — твое чувство, твое желание есть именно мясо осталось прежним! Ты должен менять не диету, а избавляться от желания причинять зло. Ты меня понял?

— Да.

— Очень хорошо. Помни об этом, береги свое сознание и душу, не впускай в них черноту. Вечером специально для тебя мы проведем надабраму, чтобы очистить тебя и поделиться своей энергией. Тебе сразу станет легче.

Надабрама состояла в том, что во время медитации Варнак стоял в центре комнаты, исполняя свою сольную «кундалини», стряхивая негатив тела и сознания, в то время как все остальные крутились, втягивая энергию окружающей природы, воздуха и земли, пропуская ее через себя, очищая и передавая Еремею, напитывая его свежестью и чистотой. Мелодия все убыстрялась и убыстрялась, одновременно нарастая громкостью, пока вдруг не оборвалась, сменившись нежной соловьиной трелью. И вот тут-то с грохотом и распахнулась дверь, в ашрам вломились сразу трое мужиков, воняющих брусникой, потом и перегаром, одетых в грязные спецовки, с напяленными на головы рваными колготками. Однако при всем своем помойном виде они имели ружье — охотничью двустволку. И это было серьезно.

Вывей поднял голову от заячьего следа, сорвался с места и во весь опор помчался к садоводству. Но мохнатая часть лешего была еще очень, очень далеко.

— До-опрыгались?! — Вооруженный бандит пнул ногой проигрыватель, но тот не замолчал, и мужчина ударом приклада выбил вилку из розетки. — Деньги гоните! Быстро!

Второй схватил за ворот водолазки Ирину, поджав ее подбородок ножом, третий притиснул к стене Нирдыша, так сильно вдавив нож в его живот, что показалось — лезвие наполовину вошло в тело. Варнак замер. Он мог прямо сейчас, на месте, убить любого из троих — но пока будешь разбираться с одним, другие неизбежно успеют наделать беды. Да еще два ствола с непонятными патронами. Ружье могло быть и муляжом, подобранным на свалке мусором. А могло иметь внутри заряды картечи. Рисковать при таком раскладе не стоило. Будь леший одни — ему не угрожало бы ничего. Но в сложившейся ситуации никак не получалось уничтожить гостей без крови. Они неизбежно поранят не меньше двух сектантов.

— Не нужно кричать и пугать, — сложила ладони перед грудью Галина Константиновна. — Вы вошли в дом веры и любви. Это место покоя, а не зла. Вы можете найти здесь радость и счастье. Отпус…

Речь старшей прервал удар приклада по лицу:

— Деньги, дура!

— Да откуда здесь деньги, люди?! — в отчаянии выкрикнул патлатый мальчик-переросток. — Оглянитесь! Этот дом похож на богатое жилье?

Вывей уже приближался к крайним участкам садоводства, но был все еще слишком далеко. Безнадежно далеко. И к тому же начал уставать от долгого бега.

— Не езди по ушам, баклан! — Бандит у стены прижал Нирдыша локтем в горло. — Знаем мы, что в сектах бабок всегда навалом. Вы своим кретинам мозги промываете, они вам все свои ценности несут и квартиры на вас переписывают.

— Мы ищем истину, а не деньги. — Галина Константиновна отняла ото рта залитые кровью ладони. — Это дом любви и гармонии, а не корысти.

— Так… Нас считают за лохов, — приплясывая, повел стволом первый. — Пока пару уродов не шлепнем, не дойдет.

Похоже, он был изрядно под кайфом. Или безумно трусил от затеянной авантюры и мог сорваться на глупость в любую секунду.

— Хорошо, я отдам деньги, — подняв руки, сказал Варнак. — Касса секты у меня. Но только помните, смертные: каждому творящему воздастся втрое! Посему творить лучше добро. Ибо творящему зло воздастся злом.

— Заткни хайло и гони бабло! — Бандит тут же навел ружье на него.