Волк в овчарне

А если бы какое несчастье случилось с сэром Александром, его ассистент должен знать имя и местопребывание последнего из александритов, прозванного Сицилийцем. Не теряя времени отправляйтесь к нему…

- Не может быть! – чрезвычайно изумленный, воскликнул Леннокс. – Дон Камилло ни в коей мере не может быть подозреваемым, если речь идет об этих покушениях…

- Меня это тоже изумляет, - отозвался Алонсо. – Дон Камилло де Понтеваджио? Я слыхал о нем, что это настоящий магнат, у которого имеется множество земель, частный флот, и что он верно служит испанской короне…

- Все это правда, - сказал я. – Но, господа, вы должны понимать, что если из шести Стражей остался всего лишь один, а остальные пять либо мертвы, либо едва дышат, то, следуя естественному порядку вещей, этот последний и является наиболее подозрительным.

Алонсо как-то колебался, а вот Дэвид совершенно не был убежден этими словами:

- У моего мастера была совсем другая теория по данному вопросу. Он никогда не поверил в смерть Рандопулоса.

- Того грека из Константинополя? Он же ведь утонул!

- Все так, но тело выловили через длительное время, и его распознали исключительно по золотым кольцам. А вдруг он только инсценировал свою смерть? Тогда он мог бы безнаказанно реализовать свои преступные планы.

- Но ведь это всего лишь гипотеза, - Алонсо, так же как и я, тоже не был убежден.

- Я могу говорить только то, что знаю, - Леннокс снизил голос, словно человек, у которого слова едва-едва проходят сквозь горло. – Сэр Александр, прежде чем умереть, выкрикивал его имя, утверждая, будто бы это он его отравил. А о том, что у них имелись какие-то несогласия, я знал уже пару лет. Я и сам до конца не верил в его смерть в водах Босфора.

- Но как могло случиться это вот отравление? – спрашивал я. – Неужто вы не придерживались осторожности?

- Подозреваю, что тут воспользовались вином, которое мы пили после еды. Кто-то проник в подвал (после убийства я нашел выломанную решетку) и подменил бутылки…

- И что, только лишь мастер Сетон отравился? – удивлялся Ибаньес.

- Госпожа Сетон вообще никогда не пьет, а я… в тот день ужасно страдал расстройством желудка. Когда сэр Александр уже упокоился, я взял немного того вина и влил в рот коту. Тот сразу же издох в ужасных конвульсиях. К сожалению, когда люди императора разыскивали ту самую бутылку, она куда-то пропала, я же сбежал еще раньше.

- Давайте вернемся к тому самому Георгию Рандопулосу! – сказал я. - Известна ли вам причина, по которой он мог бы желать уничтожить господина Сетона, равно как и других александритов?

- Нет, - быстро ответил спрошенный Дэвид. – Различия взглядов относительно людской натуры или же непосредственного Божьего вмешательства в индивидуальные проблемы не кажутся мне причиной, которая могла бы подтолкнуть гуманиста к подобного рода преступлению. Хотя… - тут Леннокс замялся. – Одно из последних слов, что вышли из уст умирающего сэра Александра, явно направленные в адрес своего убийцы, звучали так: "Все равно, глупец, колесо истории тебе не остановить…".

Повисла глухая тишина, а я достал очередной конверт от il dottore. Гог хотел мне услужливо подать свечу, но я удержал его жестом руки. Тест второго письма был скрыт иным способом, требующим менее эстетического решения. Я повернулся спиной к своим товарищам, чтобы сохранить скромность, после чего полил лист струей мочи, в результате чего на нем выступили четкие черные буквы:

А если бы контакт с Сицилийцем оказался невозможным или нежелательным, вы должны отправиться к самому источнику. В третьем конверте ты найдешь египетский манускрипт, который видел у меня. В нем вы должны найти достаточные указания того, как добраться до Лабиринта и там черпать из колодца утерянного знания.

Не теряя времени, я вскрыл третий конверт, и мы, все трое, склонились над древним папирусом, заполненном странными значками, называемыми иероглифами…

- Вот же черт, - буркнул Дэвид. – Никто из современных людей не способен прочесть ни одного из этих знаков.

Алонсо тем временем поднял мокрую бумагу, на которой было записано письмо номер два, и указал на еще одно предложение, появившееся у самого нижнего края:

Бочка святого Марка.

Поскольку il dottore не написал ничего более, а четвертый конверт, в соответствии с указаниями, мы могли вскрыть "только лишь в Африке", сейчас все четверо глядели один на другого и длительное время рассуждали на тему того, что имел в виду мой наставник, про какую бочку он писал.