Волк в овчарне

Если бы я своими глазами не видел в Розеттине, к чему способна привести темнота и суеве­рия, связанные к тому же с нетерпимостью, возможно, предложение из Сандомира я бы и принял. Но сама мысль о том, какие плоды могут родиться от отравленных семян, чем стало бы живописное под­крепление отвратительных суеверий, не позволила мне этого. Потому я очень вежливо пояснил, что столь долго в этих местах быть не намерен, чтобы взяться еще и за написание фресок в костеле, зато с удовольствием нарисую одну или две картины, допустим, Святое Семейство в живописных польских одеждах, столь отличающихся от царящих в Европе громадных кружевных воротников и причесок. Духовное лицо отнеслось к данному предложению кисло, говоря, что много заплатить не может.

- Гораздо больше оплаты мне важнее милосердие божие, - дипломатично заметил на это я.

Еще во время завтрака каноник, с настойчивой помощью пана Михала, неоднократно возоб­новлял свое предложение, но я упрямо стоял на своем и точку над "i" поставил заявлением, что рисо­вать иудеев мне просто отвратительно.

Вот к этим словам все отнеслись уважительно. Блажей с Кацпером уехали, чтобы проводить каноника до самого Сандомира, а еще, чтобы сделать там необходимые закупки, списком которых я их снабдил. Помимо холста и компонентов для изготовления красок, я вписал туда же пару аптекар­ских товаров. Их названия посторонним ничего не говорили, мне же они были нужны для реализации одной идеи, родившейся в моей голове.

Ведь я все так же был тем же самым любопытным пацаном, который чуть не распрощался с жизнью, подглядывая за языческой мистерией в Монтана Росса. Здесь признаюсь, что меня не столько интересовало литературное творчество пана Пекарского, сколько та самая таинственная дама, которую он, вне всякого сомнения, держал под замком в своей башне. Кем она была? Не дочка, ибо таковой у него никогда не было; не жена, поскольку таковая умерла много лет назад. Помимо ночных посещений, у меня имелись и другие доказательства ее существования. Бледное лицо, кото­рое я пару раз видел в окошке на вершине башни; дым, с утра поднимавшийся из трубы над башней, и, наконец, подъемник, который я открыл в стене кухни, прилегавшей к донжону, явно служащий для доставки пищи на вершину строения.

Обучение у il dottore не пошло напрасно, из привезенных людьми пана Михала порошков и микстур мне удалось составить сильное, хотя и совершенно безвредное снотворное, издавна извест­ное алхимиком, каким и меня самого угостили на Мальте. Его я смешал с вином, подготовленным к ужину, а так же остатки супа, которым, после того, как он был снят с господского стола, ужинала че­лядь.

Не прошло и четверти часа, как пан Пекарский захрапел на своем стуле; сползли на лавки его доверенные лица; Ягнешку сон сморил в коридоре. Заглянув через какое-то время в кухню, я увидал трех спящих дворовых девок и четырех, таких же пораженных сном слуг; поваренка же пришлось по­быстрее гасить, потому что, свалившись на землю возле печи, он занялся огнем.

Я закрыл входную дверь, чтобы никто посторонний не зашел со двора, и взялся за дело. В хо­зяйском кошеле я обнаружил ключ от висячего замка. Открыв его, я уже через мгновение, со светиль­ником в руке, поднимался по узкой, крутой лестнице на вершину готической башенки. Пройдя мимо богато снабженной оружейной комнаты и открыв узкую дверь на вершине лестницы, я очутился в не­большой комнате, совершенно лишенной окон, мрак которой усиливался черным бархатом, которым были обиты стены. Черными был стоящий перед столом стул и лавка, обитая шкурой черного, словно ночь, быка. Из черноты восковым цветом выделялись только свечи, стоящие на черном столике, и пурпурная шелковая накидка, скрывающая висящую за столом картину. Я потянул накидку вниз, ожи­дая увидеть лицо дьявола, а увидел лишь собственную, слегка побледневшую физиономию. Ткань заслоняла зеркало – довольно-таки старое, в серебряной рамке, украшенной в каком-то очень ста­ринном стиле, напоминающем вавилонские орнаменты; поверхность его была потускневшей, усеян­ной сотнями старческих жилок.

Слегка удивленный, я разглядывался по комнате. Если хозяин предавался в этом ските магии, то не хватало каббалистических знаков, магических аксессуаров, а прежде всего – запаха, сопровож­дающего колдовские занятия. Здесь слышен был лишь запах сожженных фитилей и растопленного воска, с оттенком женских благовоний.

- Где ты прячешься, о прекрасная незнакомка?

Ощупывая ткань обивки, я обнаружил скрытую за ней дверь и дальнейшую лестницу. На сре­дине ее я нашел отверстие кухонного подъемника и приводящую ее в движение лебедку. Я продол­жал идти дальше, пока не наткнулся на еще один, закрытый проход. Его блокировал солидный засов. Но, хорошо смазанный, открылся он легко.