Волхв

Только тогда Искрень сообразил, что тут что-то неладно, и стронулся с места, постепенно набирая скорость по мере того, как до его сознания доходила вся картина происходящего с князем «чего-то неладного». Вначале шажком, потом все быстрей и наконец в несколько огромных прыжков он покрыл все расстояние до дверей в палаты, что никак не вязалось с его огромной и грузной фигурой. Наконец он распахнул створку, готовый порвать на части того, кто учудил с князем такую злую шутку. Но за дверью никого не оказалось, только легкий шаг шелестел где-то далеко, в темном конце перехода.

– Ушел-таки, зараза, – ругнулся Искрень, стукнув кулаком в косяк, – опытный, видать.

Мстислав переступил с ноги на ногу, наконец обретя подвижность, но продолжал смотреть за распахнутую створку двери, словно там, в темноте перехода, вновь мог появиться ужасный глаз.

– Невероятно, – он смущенно оглянулся вокруг, – никогда со мной такого не было.

И тут вдруг его осенило. Он резко повернулся туда, где оставались стоять пришедший мудрец и отрок, державший книгу. Искрень должен был увести гостей в тайную, пока ему приходилось за разговорами выпроваживать бояр, но его лучший друг этого не сделал.

– Искрень! – вскрикнул Мстислав.

– Да здесь я, – из-за спины откликнулся боярин.

– Почему здесь, а не в тайной? – начал говорить князь и тут увидел отрока, беззвучно шевелящего губами над раскрытой книгой.

– Да даже не знаю, как это получилось… – недоуменно хлопая глазами, начал оправдываться боярин.

– Книга! – почти крикнул Мстислав, делая быстрые шаги.

Князь и мудрец почти одновременно с двух сторон запахнули кожаные створки. Но отрок еще какое-то время пялился мутными глазами туда, где только что были руны.

– Ты читал книгу?! – изумился старец, глядя в непроницаемые глаза отрока.

Под пристальным взглядом мудреца отрок словно оттаял, глаза его расширились, превратившись в два, сияющей синевы, кусочка неба.

– Я читал священную книгу!

– Что ты понял?! – вперил в него свои глаза Мстислав.

– Я понял, – изумился отрок, словно и не его глаза смотрели в книгу, не его губы шептали имена священных рун.

– Ты князя-то не передразнивай, – сердито встрял подоспевший Искрень, злой оттого, что невидимый враг ускользнул от него, и к тому же сильно озадаченный всем происшедшим, – отвечай все как есть, что понял?

– Я понял, что через меч придет великая сила, сила Бога. Тому, кто возьмет этот меч.

Отрок запнулся.

– И меч этот где-то рядом, в горах. Он называется…

– Молчи! – грозно вскрикнул старец.

– Имя меча должен знать только тот, кто возьмет этот меч, кого Светлые Боги сочтут достойным такой чести.

Все замерли, и в наступившей тишине особенно отчетливо стукнула створка тяжелой дубовой двери в конце палат, словно сквознячком невзначай ее прикрыло.

– Опять шуткует! – вскричал Искрень. – Ну, теперь, зараза, ты от меня не уйдешь!

Он молнией метнулся к дверям и, стремительно просунув руку за дверь, вытащил оттуда край черной ткани, за которым угадывалось одеяние человека, отчаянно упиравшегося с той стороны двери.

– Попался! – обрадовался боярин, вращая глазами. – Иди-ка сюда, голубчик, сейчас я с тобой разговаривать буду.

– Не надо меня тащить! – взвизгнул за дверью голос. – Я и сам зайду.

– Ну, так заходи, – усмехнулся Искрень, – кабы ты ногами не упирался, ты бы у меня давно зашел… и вышел. А потом бы снова зашел.

Он поднял огромный кулак вверх, очень довольный своей шуткой. Тот таинственный, кто так скверно вздумал шутить над князем, был пойман, и оставалось только определить ему меру наказания. Наконец раздалось кряхтенье, дверь еще приоткрылась, и в палату просунулась чернявая голова с нагловатыми маслянисто-черными глазами.

– Мира тебе, князь, да прибудет с тобой благословение божие! – загнусавил священник-грек, торопливо коверкая русские слова. – Сказывают, ты тут беседу ведешь с язычниками?

Его одутловатое тело в черном балахоне протиснулось в дверной проем, жирные пальцы ухватились за большой медный крест на груди, засаленный и матово блестящий.

– Батюшка ваш наказывал мне оберегать душевный покой князя Мстислава, – продолжил византиец, выпучивая глаза и переводя дыхание.

Видно, пробежка по переходу далась служителю византийского Бога нелегко, а борьба с Искренем около двери и вовсе отняла последние силы.

– Ты что, Феофан, в согляды решил податься? – медленно чеканя слова, проговорил Мстислав тихим голосом с гримасой зубной боли. – Ну-ка, иди сюда, византийская…

Князь запнулся, подбирая слова, соответствующие его достоинству, но способные передать клокотавший в его груди гнев.

– Византийская… – он снова замолчал, чувствуя, что краснеет от злости на самого себя и этого попика.

– Византийская крыса! – радостно дополнил его речь находчивый Искрень.

– Как вы смеете! Меня ваш батюшка Великий князь очень просил. Я должен блюсти в этом краю законы Господа нашего и верность им всех воинов, и особенно князя, – тут Феофан еще сильней выкатил глаза, взвизгивая на последних словах. – Особенно князя, как главную опору и мирской, и божьей власти на земле этой грешной, и писать в Киев, если что…