Ну, вот и дуб. Ветку со вчерашнего вечера никто не трогал, она была подперта рогатиной, и можно было пройти под ней, не касаясь листы. Вот и развилка. Странно. По идее с этого места уже должна быть видна трасса, но вьющаяся в сторону трассы дорога, вихляя, уходила куда-то вдаль и там растворялась. «Возможно, здесь просто такой изгиб местности». Сейчас разберемся. Свернул направо и снова пошел по тропинке. Через несколько минут понял, что в прошлый раз по ней свободно проезжала машина, а сейчас ему тесно идти.
Заблудился? Развернулся, пошел обратно. Снова дуб. Снова развилка. Снова дорога. Ну, да ошибся. Вот та дорога, которая мне нужна. Снова пошел по ней и снова через какие-то несколько метров она сузилась до пешеходной тропинки. Может быть, именно об этом говорил Потапыч? Дорогу развезло. Точно. Надо идти по ней пока не упрешься в трассу. Просто цветы после дождя буйно разрослись, а по дороге мало кто ездит. Где же ромашки? Это стало навязчивой идеей, и он закрутил головой во все стороны.
Но ромашек нигде не было, а еще минут через пятнадцать ходьбы, когда понял, что в ногах стало хлюпать то ли от пота, то ли натертая мозоль закровоточила, в общем, когда совсем обессилел, то снова вышел к дубу, возле которого стояла та самая рыбачка с сигаретой в зубах. Одета она была также во все зеленое: болотные сапоги, плащ.
— Ну, давай знакомиться, мил человек, — процедила она сквозь зубы, и смачно сплюнула на землю. — Алла Вячеславовна. Можно просто Алка! Чай не бары. Вижу, совсем запыхался? На ту сторону хочешь? Переведу, если заплатишь.
Сколько? — Иван решил не торговаться. Вот сколько скажет, столько и отдать.
— А что у тебя есть ценного?
Иван похлопал по карманам. А ведь кошелек-то с документами он в машине оставил!
— У меня карточка в машине, вы мне дорогу покажите, а я вам потом на телефон скину, сколько скажете.
Алка заржала так, что спугнула несколько птах в кустах.
— На какую карточку. Ты что мне зубы заговариваешь? Золото, серебро есть. Вижу, нет. Вот сумка твоя вещь хорошая. Я уже к ней привыкла. Рыбу в нее складывать буду. Ее отдашь, покажу.
Сумку? — не понял поначалу Иван. — Кейс. Зачем он Вам?
На лицо Ивана легла чья-то тень. Он поднял глаза и увидел, как на ветку дуба сел рыжий филин. И одновременно из леса раздался собачий лай.
— О, явились, не запылились, — заворчала Алка. — Развести парня не дали. Ну, что мне уж и попробовать нельзя, что ли? А вдруг получится. Да, знаю, что с чем пришел, с тем уйдет. Знаю, что с собой ничего не возьму, но вдруг получится прошмыгнуть во время боя по краешку.
— Угу, угу, — гукнул филин, как будто соглашаясь с ней.
(-)Ты, это Степаниде скажи, — услышал Иван голос Василисы, и оглянувший увидел, что она стоит на тропинке за его спиной, а возле ноги сидит черный пес.
— А что сразу Степаниде? Старухе и не обязательно об этом знать, — уперлась Алка.
— Ты куда шла, Алка? На рыбалку, вот и иди лови свою золотую рыбку, а здесь она уже уплыла, — сказала как отрезала Василиса. — И будешь еще у батюшки сигареты клянчить, все расскажем Потапычу. Он тебя по самый не балуй отхлестает. Имей в виду. Не посмотрит на возраст. Ты же знаешь.
— Да, не клянчила я, он сам дал, — засмущалась Алка. — Ну, так я пойду.
— Иди, иди, мужу привет передавай.
И Алка будто растворилась в зеленой чаще. Василиса покачала головой ей в след.
— Вот, что за человек. Позорит нашу фамилию.
Иван устало присел на край тропинки. Он уже не знал что делать. Часы на планшете показывали полдвенадцатого дня. Солнце уже почти было в зените, а потому нещадно палило. Как ни в чем не бывало, Василиса обратилась к нему.
— Ну, что пойдем на гору. Время еще есть.
— Какое время?
— Ну, чтобы озвучить твое желание.
— Какое желание?
— Да любое. Хоть жене позвонить, хоть президентом стать. Сколько фантазии хватит.
— И что? Сбудется?
— Если успеешь загадать ровно в полдень, пока тени нет, то вероятность весьма большая. Главное сказать вслух и на четыре стороны. Ветер подхватит твои мысли и разнесет по человеческим сердцам, если они начнутся биться в унисон, то все в мире перевернется так, что сбудется. Ну, а если в резонанс войдет, то не обессудь. Придется встретиться со старухой.
— Со Степанидой?
— Да, она же местный участковый. Будет проводить дознание, чего ты такого удумал. И решать, что с тобой делать.
От этих слов повеяло холодом, но облегчения Иван не почувствовал. Холод был загробный. Дохнуло даже могилой откуда-то с поля или болота. Тут-то Иван понял, что ему не зря говорил Потапыч, действительно с трех сторон его окружало болото, с четвертой был лес, в котором, судя по всему, где-то в центре должна была быть гора.
— А позвонить— то я просто могу.
— Можешь.
— Тогда пошли.
Иван кряхтя поднялся и надел на шею свой кейс. Он показался ему просто неподъёмным, но оставлять его где-то у него уже даже мыслей не возникло. «Своя ноша не тянет!»